подвигая к нему назад портфель, который, вдруг, показался мне таким тяжелым, что его впору было толкать бульдозером.
Моиз снисходительно улыбнулся:
– Май диэ Николай, эта проблема легко решаться. Я мочь сегодня звонить в наш посольство в Москва, и завтра один дипломат привезет мне эквивалент в советский рубль – девять или десять тысяч рубль. Так пойдет? – Моиз посмотрел на меня, словно шулер, побивший мою карту козырным тузом, невесть каким образом, появившимся в его руках из ниоткуда.
Мне было крыть нечем, и я сказал:
– Вот что, Моиз. Я подумаю. А пока – отложим нашу сделку до Нового Года. До этого времени я здесь вряд ли появлюсь еще раз. А, может, уже не появлюсь никогда. Так что, насчет Софьи, у тебя появились хорошие шансы – девяносто девять из ста. Попробуй их не упустить.
Я поднялся, но неожиданно был остановлен: Моиз упал передо мной на колени и, ухватившись за кисть правой руки, стал исступленно и благодарно целовать ее.
– Не надо! Не стоит…
Я вырвал руку и, резко развернувшись, молча и быстро пошел прочь. За моей спиной слышались всхлипывания и какие-то молебные бормотания, явно – не на русском, английском или французском.
Выйдя из гостиницы, я, на какое-то мгновение, почувствовал себя полным идиотом – глубинная человеческая природа, на этот миг, взяла вверх над моим советским воспитанием. Но это быстро прошло. Все проходит…
Я пошел на трамвайную остановку, как сказал поэт – «полный дум».
На улице уже расползся угрюмый день. Ветер гнал по небу черные и серые клочья облаков, сыпавших холодными, мелкими, колючими каплями, охлаждавшим мою, разгоряченную сегодняшними впечатлениями, голову. Под ногами мешались желто-бурые кучки опавших, измочаленных дождем и ботинками прохожих, листьев, и хлюпала вода.
Глава IV
Черный человек
Оперный театр – открывавшийся передо мной в перспективе улицы – возвышался за площадью мрачной, мокрой крепостью, готовой отразить любые набеги врагов – там сейчас репетирует Софья. Сам театр безобразно загораживался мрачной скульптурной полувоенной группой. Это был, живее всех живых, вождь мирового пролетариата – Ленин, нависший над площадью серой, гранитной огроминой, вместе с еще двумя такими же мрачными каменюками. Слева от него стоял мужик с ружьем – видимо телохранитель, положенный главе первого советского государства по статусу, справа – тетка, похожая базедочным лицом и, вываливающимися из орбит, глазами на Крупскую, с решительно зажатым в кулаке серпом, но без лукошка с яйцами. Видимо секретарь, такого донельзя молодого, как поется в песне, каменного мертвеца…
Сам Ленин, извернув вбок лысую голову на короткой шее, щуроглазо смотрел в загоризонтную даль и туда же указывал обосраной голубями рукой – на главный вокзал города – путь к Коммунизму, в который рядовому гражданину СССР не суждено было добраться, когда-либо, вообще. Но
