майский воздух ударил в ноздри, выветривая остатки похмелья и наполняя лёгкие воздухом последней гражданской свободы.
– Вот и ещё один счастливчик! – сказал человек в военной форме.
– Что?
– Имя, фамилия? – спросил военный.
– Прокл, Мечтающий.
– Хорошо, есть такой. Проходи в вагон, сынок, – посмотрев в свой список, ответил военный. – С собой спиртное, наркотики?..
– Нет.
– Это мы ещё обязательно проверим… Проходи. Так, а это кто у нас? Кто такой, фамилия? – продолжил военный своё обращение, но уже не к Проклу, а к парню, которого буквально тащили к составу на руках его товарищи. Видать, на проводах он хорошенько перебрал.
– Синий я, Иван Синий! – пробухтел неловкими губами новоиспечённый призывник.
– Есть такой, заходи! Как там тебя?.. – обратился военный ко всё ещё находящемуся в тамбуре Проклу.
– Прокл.
– А-а, точно. Вот ты и бери за ручки своего будущего сослуживца, и – в вагон!
– А мы?..
– А что вы?
– Давайте мы своего друга в вагон и проведём! И попрощаемся заодно.
– Вот здесь и прощайтесь. Ну, а коли тоже в армию хотите, то милости просим в наш вагон!
– Нет уж! Спасибо, товарищ генерал, мы уж как-нибудь здесь, на гражданке!
– Во-первых, майор. Ну, а во-вторых, до встречи! – ответил военный, поднимаясь в вагон за Мечтающим и Синим.
Вскоре зашипели струйки воздуха, весь состав сдвинулся, ударяясь буферами о друг друга, и поезд тронулся. Провожающие галдели и махали руками, догоняя окна, за которыми находились их родные. Слёзы матерей, напутствия отцов и друзей, обещания любимых девчонок верно дожидаться весь срок службы – всё как и положено в таких случаях, но Проклу уже было всё равно: забравшись на вторую полку плацкартного вагона, он быстро уснул под умиротворяющий стук колёс о рельсы.
– Подъём! – оглушающим воплем пронеслось в сознании, – как суровый приговор, начало другой жизни. Быстро соскочив с полки, Прокл стал быстро напяливать на себя военную форму.
– Быстрее салаги! Ещё десять секунд, и я должен всех наблюдать в строю! – ударил по ушам громкий бас сержанта, шагающего неторопливыми, мерными шагами по проходу меж кроватей; руки его были небрежно засунуты под ремень, который пребывал в незатянутом положении, и посему находился куда ниже, чем было положено по уставу.
«Салаги» в торопливом угаре стали выбегать в строй, на ходу поправляя форму, застёгивая пуговицы, и засовывая кончики кое-как намотанных портянок в сапоги.
– А ну-ка, стадо мастодонтов… Смир-рна!
Руки по швам и вытянув подбородки, рота новобранцев выполнила команду строгого сержанта, с грустью вспоминая мамину стряпню, девчонок, вино и свободный воздух гражданки, – здесь даже дышалось как-то по-иному.
– Рота!
