Ключа она ему не давала. А сколько их сделано, можно узнать у Колькиного зятя. А я и так знаю, минимум три: растеряше Вовке, себе, девчонке. Приходили каждый со своим ключом в утреннее время, когда хозяйка на работе, а дети в школе и садике. Накануне у Кольки Наташа ключ отобрала. Узнала по приметам, что он бабу приводил. А может, догадалась, что за баба. Ну, и как Колька в квартиру попал, господин полицейский?
– Вы думаете, отец взял ключ у девчонки и пришёл в квартиру первым?
– Причём дочь об этом не знала. Иначе кинулась бы эту мразь защищать. Как узнал, неважно.
– А может, неважно и всё остальное? Я Царёва как отец понимаю.
– А я мать и бабушка! И не могу рисковать жизнью детей и их матери! Вы знаете, что их дверь нынче ночью подожгли?
– А нечего было вам бабку пугать!
– А нечего было детей пугать и матери нервы трепать!
Они так орали, что секретарша просунула нос в дверь: «Может, чайку?» Оба отмахнулись, и она поспешно захлопнула дверь.
– В общем, я иду к Царьку и говорю ему, что всё знаю.
– Ага. А он новым ножом делает вам харакири.
– Я всё-таки надеюсь, что он меня послушает и оградит Наташу от злых языков.
Встала и вышла из кабинета.
Марья Кузьминична была уже на полпути к выходу, когда полицейский выскочил из кабинета и заорал вслед:
– Глупая старуха!
– От юного новобрачного слышу!
Парни в дежурке прыснули.
Марья Кузьминична шла быстро, понимая, что если задумается, то сдуется. «А на что я надеялась? – подумала с горечью. – Правосудие – для нас. Вот если бы Вова Кольку убил или, положим, Олег, или старый сосед Шумовых, их бы сходу закатали. И улики бы поискали. Или подделали. А тут отец города, слуга народа!»
Калитку открыл охранник:
– Приглашали?
– Ты пригласишь. Доложи Царёву, Огородникова Марья Кузьминична по его душу явилась.
Доложить он не успел. Видно, сигнал какой-то получил, потому что махнул рукой и входную дверь. А второй охранник, открывший дверь, махнул рукой налево: проходите!
– Значит, Огородникова Марья Кузьминична? По мою душу?
– Она самая, Серёжа. А есть она у тебя?
– Что?
– Душа у тебя есть?
– Вы меня исповедовать пришли?
– Не поп, не имею права. А то спросила бы: что чувствует убийца?
– Чем докажешь?
– А кому доказывать? Тебе? Мне? Так мы с тобой и так всё знаем.
– А если я убийца, что же ты меня не боишься?
– Да, один раз через это переступивши, на следующий раз решиться легче. Только вот… мальчики кровавые в глазах блазниться не будут?
– Какие мальчики? Я извращенца убил, паскуду, растлителя малолетних, мир от нечисти избавил!
– А
