чем твоя мать. Разве не так? Твоя мать вас выгнала, а я приняла. Хорошо мне на шестом десятке в своём жилище угол искать? Ты это поймёшь только, когда твои дети тебя в угол загонят!
Зазвонил телефон, номер незнакомый:
– Марья Кузьминична, это из детсада. Сейчас из опеки позвонили, собрались за Нюсей приходить. Я им сказала, что вы её уже забрали.
– Бегу!
– Пулей давайте! Мы её сейчас одеваем, а потом нянечка выведет на Храмовую улицу.
Марья Кузьминична оделась и побежала, опять застёгиваясь на ходу. На Храмовой она увидела идущую навстречу женщину с маленькой белобрысой девочкой. Бойкая девчонка спросила весело:
– Ты сегодня будешь моей бабушкой?
– Мы сказали, что сегодня мы будем играть в гостей у бабушки, – пояснила нянька, поворачивая назад.
– Я вообще теперь буду бабушкой, твоей и Вовиной.
– Правда? У меня ещё ни разу не было бабушки, – обрадовалась Нюся.
– А мы сейчас ещё к одной бабушке пойдём в гости, к бабе Жене. А она нам ужин приготовит. Только давай мы по дороге ещё что-нибудь вкусное купим!
– Давай, бабушка! Я что-нибудь вкусное очень люблю!
Женино сердце Нюся растопила за пять минут. Она позволила ей даже немного попрыгать на своей кровати! И отдала ей на разорение кухонные часы в виде пластмассовой избушки, окружённой ёлочками.
– Эх, Машка, неполноценные мы бабки! Одни пацаны у нас: сыновья, внуки. Погляди, какая девочка ласковая! Мальчишки такими не бывают.
Вова, переживший сегодня очень многое, зевать стал даже раньше Нюси. Уложив детей, они сели на кухне чаёвничать.
– Ты извини, Жень, что я так агрессивно на тебя… я так сегодня переволновалась!
– Да что ты, Маша. Мне Вова рассказал, как ты ситуацию разруливала.
– Зря ты с ним об этом.
– Он сам захотел. Ему надо было излить свои страхи. Как ты за Наташку бросилась сражаться! А мне казалось, ты её не любишь.
Марья Кузьминична невесело пошутила:
– Нет такого закона, чтобы невесток любить. Больше всех из них я люблю Валеркину Юлю, потому что за шестнадцать лет видела её три раза: на свадьбе, потом, когда в гости к ним приезжала лет десять назад и ещё раз, когда они у нас гостили. Наташу, что греха таить, я терпеть не могла. Они сошлись, когда ему было восемнадцать, а ей двадцать один. Он институт бросил! Теперь-то я понимаю, что он так или иначе его бы бросил. Ленивый и безвольный. Жили у неё, благо от её матери квартира осталась. Но когда он к Татьяне ушёл, до меня дошло, что может быть и хуже. А уж когда они вчетвером ко мне жить пришли, тут уж я взвыла!
– У вас что-то произошло в последнее время? Если не хочешь, не рассказывай.
– Просто терпение лопнуло…
С тех пор, как Марья Кузьминична вышла на пенсию, она возненавидела субботы. В этот день рано вставать должна была только школьница Танечка. Когда она начинала её будить, девчонка брыкалась, ругалась и снова засыпала. Если
