ну давай заглянем, – теребил Олега Франик. – Интересно же!
– Франик, ты меня к чему склоняешь? – хмуро спрашивал прозорливый Олег. – А мама? Добьешься того, что она сама возьмется тебя на тренировки водить.
– А откуда она узнает? – широко раскрывал котеночьи глазенки Франик. – Ну от кого она, спрашивается, узнает, что я тоже тренируюсь? Не от тебя же! Ты же, Олежка, тайны умеешь хранить лучше всех.
– С чего ты взял про тайны? – проворчал Олег. – Ты мне до сих пор никаких своих тайн не доверял. И почему ты думаешь, что я ничего маме не скажу? А, между прочим, кто тут сейчас говорил про тренировки? По-моему, мы только посмотреть намеревались?
– Ну, посмотреть, записаться… Меня уже по возрасту вполне могут принять. Только они там не верят, что мне уже скоро двенадцать. Олежка, ну что тебе стоит подтвердить, а?
– Франц, – засмеялся Олег, – знаешь, тебе прямая дорожка не в бокс, а в дипломатический корпус. Ты мастер варить суп из топора. Ты хитрый лис и пройдоха. К тому же со способностями к языкам.
– Да ну, – порозовел польщенный Франик, – не к языкам, а только к русскому и немецкому, если без всяких там правил, если только говорить, а не писать или читать. Просто мы с мамой разговариваем каждый день.
– По-русски и по-немецки? Ладно, пойдем, – внезапно решился Олег, и Франика с его подачи записали в секцию, в наилегчайший «мушиный» вес.
Азарт, охвативший Олега при виде юных боксеров, подвижных и тугих, как мячики, был знакомым, но забытым ощущением, ностальгическим и весьма приятным. Олег понял, что нужно возвращаться в спорт. Пока. А там видно будет. Он начал тренироваться, а по рекомендации Юдина и благодаря тому, что Олега еще не совсем забыли в секции, его официально оформили тренером щенячьей – самой младшей – группы боксеров и стали платить небольшое жалованье. Это было лучше, чем ничего.
Теперь, когда вопрос самоопределения был худо-бедно решен, со всей остротой встала еще одна немаловажная для молодого мужчины проблема: Олег почувствовал острую необходимость обзавестись подругой. Не просто девушкой для удовлетворения известных потребностей, а дамой сердца, если угодно, близким существом, достойным уважения.
Олег, наверное, много себе напридумывал. Дело в том, что он еще не успел познать плотской любви. Сначала был спорт, изнурительные тренировки. Он приходил домой и проваливался в глубокий сон без соблазнительных сновидений. Потом армейская служба в краях, где женщины не слишком доступны. И теперь он в глубине души робел и стеснялся собственной неопытности, и оправдывал свою робость потребностью в идеале, не замечая заглядывавшихся на него молоденьких девчушек-гимнасточек в спортивных костюмах, обтягивающих веселые грудки, не прикрытые лифчиком, и высоко открывающих гладкие тренированные бедра. Они все были для него на одно лицо, эти гимнасточки. Он даже по цвету костюма не мог отличить их друг от друга. У всех стянутые в пучок на макушке
