доктор, слегка покалывая иголкой от шприца, проверял тело Валентина на чувствительность. Ниже груди тело было бесчувственным. Врач с наигранным оптимизмом сказал:
– Ну, думаю, всё не так уж и плохо. Вполне возможно – это просто временный болевой шок. Сейчас главное
– добраться до больницы, дорога неважная… А пока всё, чем я могу помочь – это колоть обезболивающие.
Валентин смутно помнит этот путь. Помнит, что ехали бесконечно долго. Помнит, как особенно сильно тряхнуло на одном из ухабов. И боль, как большая острая игла, пронзила всё тело насквозь, но, благодаря обезболивающему уколу, быстро ушла. Потом по разговорам он понял, что они хотели сократить путь и сбились с дороги, но, оглушённый наркотиком, уже не мог реагировать на какую-либо информацию. Просто, очень хотелось спать.
Необыкновенно жаркий день, солнце замерло почти в зените, вдоль реки, – насколько можно видеть, голый песчаный берег. Его видавшая виды моторная лодка мчится против течения на удивление быстро. Река, знакомая с детства, многоводна и покрыта бурунами небольших волн, которые, разбиваясь о нос лодки, брызгами освежают лицо и грудь. Очень хочется пить. Валентин пытается поймать брызги ртом. От жажды запеклись губы, пить хочется всё сильнее и сильнее. Он черпает ладошкой бурлящую у борта воду, но вода исчезает, едва он подносит ладонь к лицу; он делает ещё попытку, но опять лишь горячая ладонь касается губ. Он вновь черпает ладонью воду и – просыпается. Сразу же вспомнилось всё, что произошло с ним вчера. Ему отчаянно не хотелось встречаться с ужасающей действительностью, хотелось ущипнуть себя и проснуться в другой реальности, в той, где мчишься по реке на моторной лодке.
Первое, что он увидел, когда открыл глаза – это ослепительно белый потолок. Наверное, таким он показался ему потому, что в последние дни, просыпаясь, Валентин видел над собой серые, в трещинах, некрашеные доски зимовья. Потолок казался высоким, комната – огромной, хотя впоследствии оказалось, что это довольно тесная палата на двоих. Он хотел повернуться и привстать, но смог лишь слабо шевельнуться – тело не подчинялось ему и оставалось таким же чужим. К нему подошла медсестра и спросила, не хочет ли он пить. Медицинский аппарат из металла, обтянутого кожей, фиксировал шею и голову Валентина с такой силой, что он смог только едва кивнуть головой. Медсестра протёрла ему губы смоченным в воде бинтом, затем через трубочку дала попить из стакана.
В дверь палаты осторожно постучали, и почему-то Валентин понял, что это Лиза. Она зашла очень тихо и робко и присела на табурет рядом с кроватью. Ему вспомнилось всё, о чём они мечтали, думали, какие строили планы. Валентин ещё не знал, что у него серьёзная травма шейного позвонка, но почему-то знал, что тому, о чём они с ней мечтали, уже никогда не бывать. Он смотрел на жену и чувствовал себя виноватым, как если бы пообещал ей что-то серьёзное и не смог выполнить.
– Прости,
