Я ж привык засыпать по команде «отбой» и просыпаться по команде «подъем», – он улыбнулся, – я – вечный солдат и вынужден жить исключительно реальной жизнью.
– А мне так опротивела нынешняя жизнь, что хочется чего-нибудь другого, – Катя вздохнула, – хотя, наверное, вы правы. Все это я придумала; нахваталась из книжек, а жизнь дается только одна – настоящая…
– Кофе или мороженое? – спросил Андрей, видя, что тарелки опустели.
– Кофе и побольше сахара, – Катя улыбнулась, но уже не так виновато, как вначале. Они ведь беседовали не о работе, деньгах, а, значит, не такое уж она пустое место!
Вместе с кофе принесли счет. Катя поняла, что пора уходить, и это отрезвило ее. Жизни прошлые и будущие растаяли сами собой, оставив незыблемым единственный вопрос, который ей хотелось бы решить сейчас, пока они не покинули этот объединяющий их мирок – что будет завтра? Но Андрей уже сунул в меню несколько купюр и вопросительно смотрел на Катю, ожидая, пока она встанет первой.
На улице стемнело. Воздух перестал быть прозрачным, а листья из веселых желтых лоскутков превратились в грязные тряпки, плавающие в холодных лужах. Сразу сделалось зябко. Или, может, так казалось после теплого уютного зала. Катя почувствовала себя ужасно одиноко, а Андрей шел рядом, засунув руки в карманы и глядя себе под ноги. Лишь однажды он слегка поддержал ее за локоть, направляя на сухую дорожку, когда сослепу она чуть не шагнула в глубокую заполненную водой выбоину. Все произошло так мимолетно, что Катя даже не успела понять, приятна ли ей эта мужская рука или лучше, как раньше, брести одной, сосредоточенно выбирая путь.
Они свернули во двор, и почти сразу из полумрака возникла невысокая худощавая фигура.
– Братан, закурить не найдется?
– Не курю, – ответил Андрей, не останавливаясь.
– Чего, жалко, да?
– Я ж сказал, не курю. Бросил год назад, – повторил он, замедляя шаг, – я что, неясно выражаюсь?
– Ах, ты еще выражаешься?! Пацаны, я тут не понял!.. – возопила фигура, и Катя увидела три темные фигуры. Они приближались настолько быстро и уверенно, что она даже не успела сойти с их дороги. Резкий толчок в грудь заставил ее отшатнуться; ноги заскользили по мокрым листьям. Катя почувствовала, что падает навзничь, не успев, ни сгруппироваться, ни хотя бы подставить руку. Голова откинулась назад, ударившись о бордюрный камень; перед глазами потемнело, а в ушах возник странный гул, похожий на шелест – такой знакомый, уже слышанный когда-то. Звук обволакивал, оставаясь единственным внешним ощущением среди окружавшей ее непроглядной ночи. Потом возник запах – запах воды и прелых листьев (рука чувствовала их противную скользкую поверхность, состоящую из толстых мягких стеблей).
… – Мерху! Мерху, что это?! – позвала Хетти…
Катя понимала, что несмотря на боль в затылке и полную потерю зрения, она жива и лежит в грязной луже, скребя рукой холодные скользкие листья, но самое страшное, что она не могла, ни вздохнуть, ни закричать,
