Н., Н. и А. Твои коллеги Н.Л. и В.К. (они растормошили всех от Минздрава до зам. гл. врача Боткинской), К. В., А. С., Л. М., Л. Х., Т. З, А. К., С. Ю. и А. (из Рвусфонда) и другие, не могу всех упомянуть, их много.
А еще А.-няня (наша кума, крестная одного из наших детей. – авт.), которая каждый по нескольку раз в день звонит мне, и нашла уже врача в боткинской, который ей рассказывает о твоем состоянии и что с тобой происходит.
Все они думают о тебе, переживают, кто может, молится, и все желают тебе поправиться!!! И верят в тебя!!! (Дальше пропускаю кусок про мои проекты, которые я должен был сдавать, и как раз перед отправкой в шоковую реанимацию, в последний день некоторого просветления, я успел передать жене всю необходимую информацию и перечислил необходимый набор действий, и назвал людей в редакции «Ъ», которые могут поддержать и выпустить мои проекты в ситуации форс-мажора. – авт.)
И все предлагают любую помощь! А родители сразу перевели всю пенсию. Передают тебе огромный привет, думают все время о тебе. Так что ты держись изо всех сил. И мы справимся! Я люблю тебя!!!»
Спустя несколько дней, уже в инфекционном отделении, когда я вновь научусь писать, правда, пока только печатными буквами, я напишу несколько слов: «Жемчужные слезы неба моей бесконечно прекрасной жены».
О чем это я?
В тот день, точнее, в ту ночь, прочтя письмо, написанное с трех сторон на сложенном пополам листе писчей бумаги А4, я его было отложил, вновь взял, перечитал, отложил. Вновь взял и открыл. Не покидало ощущение, что я чего-то не вижу. Точнее, вижу, но не осмысляю. Вновь перечитываю. Не вижу. Но уже не откладываю, потому что понимаю, что вот-вот. Точно. На первом обороте, в правом углу расплывшиеся буквы. Она плакала. Она писала и плакала. Что это!? Это что, слезы прощания и горя?! Что ты лежишь и умираешь?! Борись! Чтобы это были слезы надежды и встречи!
Перехватило горло. Слезы полились из глаза. Лежу и плачу, как идиот. Все эти минувшие дни страха и боли, кошмара падения в запредельное состояние, потеря всего, кроме немного, все вытекало из меня со слезами. Каждая слеза вдохновляла и руководила, наставляя на новый путь, в котором нет страха и ужаса. А есть неизбывная надежда и вера. Это были слезы катарсиса и освобождения от страха и уныния, я теперь точно знал, что я буду бороться до последнего, до последней мысли и последнего чувства. Пусто, тихо, ночь, кто может спит, кто выздоравливает, кто умирает, а я вот плачу. Безмолвно, обильно и неуёмно.
Еще один сильнейший импульс.
Но диагноза еще не было. Пока еще спасали. Не зная от чего.
Хочешь жить – живи
Как-то поздним вечером, я упросил помочь мне помощницу Л.В. дать мне обезболивающее. К боли в животе добавилась боль в пояснице, всепроникающая, томительная, горькая. Не мог больше терпеть. Я назвал ее по имени, и сделал какой-то комплимент. Она растаяла, ей это было непривычно и неожиданно услышать комплимент от обездвиженной плоти, сохраняющей признаки человека.
Я
