и женщиной. После этой сцены она не то что отвергала отца, просто сторонилась его, не давала себя обнимать и уж подавно целовать. Почему-то близость мамы с отцом ассоциировалась с ее отношениями с Игорем Степановичем. Перед глазами вставал горб, покрытый черной шерстью. Клару передергивало, и она в мыслях сразу отвергала общение с мужчинами, которое может доставлять удовольствие и вызывать страсть.
Она сказала Наташе, что переедет к соседке, у которой недавно умерла старушка-мать. С приездом отца Клара с мамой голодать перестали. Отец шил шинели для фронтовиков, выполнял разнообразные заказы от простых горожан, а вскоре занялся обновлением гардероба местного начальства, и его очень ценили. После работы Клара заходила к родителям, отец всегда сидел за швейной машинкой, которую не без труда впихнул в их отгороженный угол. Штору он отодвигал, чтобы тусклый свет с давно не мытого окна хоть как-то проникал в их закуток. Мама доставала из-под подушки еду и заставляла есть там же, в углу, чтобы Кларе больше перепадало. Соседских малышей Фаина теперь могла часто подкармливать, но ведь свое дитя дороже. Фаина всегда говорила:
– Сначала мой ребенок, потом чужие… Запомни, доченька, ребенок даже в пятьдесят лет остается для матери ребенком…
Этот урок Клара запомнила на всю жизнь. Ей исполнился двадцать один год, а для Фаины она все еще оставалась ребенком.
Четвертый год войны преподнес Кларе сюрприз. До сих пор не было никаких известий о среднем сыне Иосифе и о младшем Петеньке. Клара оставалась единственным ребенком, который был у матери перед глазами. Папа успокаивал маму, говоря, что он уже взялся за поиски эвакуированного из пионерского лагеря сына.
Отец шил и всегда пел на идиш. Хозяйка, Наталья, в тесном кухонном углу крутилась с кастрюлями перед отцом и спрашивала:
– А на каком языке, Яков, вы поете?
Отец отшучивался. Но когда ему надо было что-то сказать по секрету маме, он переходил на идиш. Кроме мамы, папа никаких женщин не замечал. Она была для него всем: вдохновителем, домашним очагом, любовницей.
Клара, как всегда, зашла поужинать после работы. С тех пор как вернулся отец с фронта, мама потихоньку ожила, у нее даже румянец проступил на щеках. Она ведь была еще молодая женщина – всего сорок четыре года. Мама достала горячую картошку, кусочек хлеба и половину луковицы.
– Кушай, доченька, даже в луке есть витамины, – вздохнула мама.
Тут Клара вдруг заметила, что у мамы выпирает живот.
– Мама, ты что, беременна?
– Да… Через несколько месяцев рожать… – зарделась вдруг Фаина. – Жизнь-то продолжается, доченька. Рожу мальчика – Илюшей назову… – вдруг слезы потекли по ее щекам, и мама присела на кровать.
– А доктору ты показывалась?
– Нет, родная, стыдно мне его этим отвлекать. Война… А роды – дело обычное… Наталья, добрая душа, сказала, опыт есть, поможет!
Глава 5
Два
