бы – крупнейшим промахом за всю вашу карьеру. Необратимой ошибкой.
В поисках ответа москвич промедлил лишь секунду:
– За постулат это не сойдет, такие заявления еще нужно подкреплять. Прикажете думать, что обладаете доказательной базой?
И демонстративно вытащил из кармана трубу, нажав, включил – чтобы вызвать, как и предполагалось, группу захвата. И снова взял паузу – непродолжительную, однако же исполненную смысла: сейчас Столбовицу полагалось признать поражение и дать согласие.
Собеседник же вместо капитуляции на вопрос ответил вопросом же:
– Итак, вы хотите, чтобы с моими аргументами ознакомились другие люди? Вы так уверены в их доброжелательности? Право же, я впервые встречаю столь нелюбопытного разведчика.
На самом деле любопытство прямо-таки терзало русака; однако он давно выучился подавлять вазомоторные рефлексы, и лицо его оставалось по-прежнему спокойным. Как у покойника.
– Вижу, – сказал он, успев уже сообразить, с кем ему пришлось встретиться на самом деле, – вам просто не терпится показать свою работу. Что же: я, пожалуй, соглашусь – но при условии, что это будет интересно.
– Очень разумное решение, – сказал Столбовиц. – Что же, вот вам мои аргументы. Признаюсь, они построены по той же схеме, что и ваши, но, надеюсь, несколько выигрывают в исполнении.
И выгрузил на стол свои кассеты.
Записи действительно оказались прекрасными. Вербовщик и сам готов был согласиться с тем, что это он на экране – в одной, другой, пятой весьма непривлекательных ситуациях. Было много и подлинных планов, они сами по себе были совершенно безвредными – но так органично переходили в игровые, что трудно было поверить, что дальше идет фальшивка. Что не поверить – это еще не беда, но тут, как понимал он, даже тщательный анализ при имеющихся средствах не нашел бы, в чем усомниться. И голос, звучавший в записи, был его собственным голосом; но фразы, которые слышались, он никогда не произносил. Все вместе создавало убийственное впечатление, и на какое-то время сотрудник даже испугался. Он был сражен его же оружием, только технически более совершенным. Но с этим ничего поделать нельзя было, это от него не зависело. А вот не увидеть опытного коллегу в адвокате коммерческой фирмы – это уже свидетельствовало о несерьезном отношении к работе или же – того хуже – о недостаточной квалификации. Если это получит известность – пожалуй, трудно будет рассчитывать на уже почти состоявшееся повышение с переходом в другую систему, куда более сильную сегодня.
Он все же принудил себя досмотреть и дослушать все до конца. До последнего сантиметра каждой ленты. Где-то рядом скучали волкодавы, ожидая сигнала, а его все не было: о них начальник сейчас думал меньше всего. Когда аппаратура выключилась, он – все с тем же безмятежным выражением лица – спросил, как будто речь шла о чашке чая:
– Ну, каковы же будут ваши условия?
Столбовиц не удивился; похоже, именно этого вопроса он и ожидал. Он улыбнулся:
– Они не будут
