и принципиальные женщины, которые не позволяют себе непосредственности.
В основе восхищения очередной женщиной лежит разочарование от общения с той женщиной, которой восхищался вчера.
Любовницы хороши тем, что от них можно не скрывать правду, а жены тем, что не желают ее знать: таково противоречивое единство женщин, которым целомудрие не мешает знать всю правду о них самих.
Целомудренной следует считать ту женщину, которая развратничает только с одним мужчиной.
Серьезно отнесешься к женщине – перестанешь себя уважать; несерьезно – будешь несчастлив, что также обернется неуважением к себе.
Феминизм – это, с одной стороны, форма переоценки духовно-социальных возможностей женщины, а с другой – форма недооценки женской роли в мироздании.
Сила женщины, в том числе интеллектуальная сила, в ее слабости: в неумении мыслить.
В этом невозможно ее превзойти; можно только капитулировать, по-женски объявив неумение мыслить верхом очарования и совершенства.
Мужчины прогрессируют в сторону разума, женщины – в сторону интеллекта (который является высшим проявлением натуры).
Вот почему наиболее умные женщины – изысканные дуры.
В пору расцвета женщина просто не подозревает, что она глупа, и отсутствие ума великолепно гармонирует с первой молодостью.
Позже ей начинает казаться, что она умна – и эта классическая форма глупости делает ее полной дурой.
Проблема феминистически настроенных женщин не в том, что существует много, очень много глупых мужчин, а в том, что изредка попадаются умные.
Любовь – это тот необходимый витальный катаклизм, который время от времени должен благотворно сотрясать личность, поддерживая интерес к жизни.
В противном случае воля к жизни гаснет.
Те, кто не в состоянии ни на минуту разлучиться с предметом своей страсти, рано или поздно расстаются с ним навсегда.
Мужчина хочет всех женщин, женщина всех мужчин: это субстанционально.
Избирательность же, порой любовь, иногда – одна на всю жизнь, означает: сущность проявилась через обстоятельства.
К несчастью, состояние, противоположное сосредоточенности мудреца, есть состояние влюблённости.
И хотя мыслитель не станет отрицать благотворности временного ослепления ума, именно любовный наркотик продолжительного действия несовместим с мышлением.
Если ты объективен – ты уже не любишь; если ты любишь – ты не объективен.
Влюблённость, к счастью, служит оправданием существования поэтов.
Разумные отношения несовместимы с господством чего бы то ни было.
Отношения психологические, напротив, предполагают культ.
Любовь, в частности, это, с одной стороны, культ любимого, а с другой – стремление к господству над ним.
Эгоизм
