поддержку. И если против имени я не возражаю, а без поддержки Габриэля просто умру, то против остального восстает все мое существо…
Существо… существование… сущность. Иногда мне кажется, что нас двое: «я» внутри и «я» снаружи. Та, что снаружи, ничего не чувствует, безгласна, безучастна и холодна. Та, что внутри, постоянно мечется в замкнутой клетке из плоти и крови, рвется в сетях вен и жил, неустанно ищет выход наружу…
Кто я? Как мне соединить две половины?
Моя жизнь возникла из ниоткуда и утекает в никуда… Мне кажется: соединив все осколки воспоминаний и сложив недостающие части мозаики, я обрету себя. Вот только там глубочайшие провалы. Ваза моей сути разбита. Как ее склеить?
Что я помню? Практически ничего…
Вспышка… и первая встреча с мужем. Тонкое, необычное лицо Габриэля со странными глазами. Жадное, я бы сказала – голодное выражение раскосых глаз при взгляде в мою сторону. Он его пытается скрыть, этот лютый, рвущийся из глубины голод. Но мне, женщине, заметно и понятно хорошо знакомое чувство отчаянной надежды. Не могу понять лишь свой иррациональный, необъяснимый страх в ответ…
Снова вспышка… Какая-то праздничная церемония. Зачем я тут? Скользкие, неудобные одежды. Стягивающий, словно маска, толстый слой грима. Сложенные лодочкой ладони у моего лица. Просящий взгляд – и опять ожидание. Безмолвный ужас охватывает меня, ужас и отвращение… все смывается хлынувшей из его глаз болью.
Провал… и первая ночь после нашего возвращения из храма. Ласковые, нежные руки любящего мужчины, пылающего страстью, – и ни малейшего отклика в моем сердце. Только холод и телесная боль. Не понимаю – почему, ведь замужем я за Габриэлем, по его словам, давно. Больно было не одному телу, мучилась моя душа, словно ее насиловали.
А есть ли у меня душа? Есть… наверное… если она так страдает и терзается.
Мне действительно муторно. Пуще всего меня гнетет мысль, что я не могу заставить себя любить Габриэля и сохранять ему верность. Хотя он – единственный, для кого я живое существо. Все прочие полагают меня безмозглой куклой для церемоний и неким священным сосудом для рождения и вынашивания детей. Всего лишь.
Демонстрируя показное почтение и расточая глубокие поклоны и фальшивые улыбки, более похожие на злобный оскал, в сторону нелюбимой императрицы, подданные моего мужа втихомолку выливают ушаты презрения – и правильно, ведь я не демон. Каждый придворный, будь то аристократ, простой чиновник или воин, считает своим долгом исподтишка ущипнуть и всячески указать мое низшее место в иерархии правящего Дома. Делают это походя, с удивительным изяществом и неизъяснимой тонкостью, даже можно сказать – изысканностью. И лишь Габриэль, с его исключительным благородством, приходя домой, одним своим присутствием разгоняет мерзкое воронье и дает возможность дышать…
Но здесь я вру самой себе… В последнее время моя способность испытывать чувства восстанавливалась,
