полночь. До места, где обычно останавливались на «санчас», а проще говоря, пассажиры выходили из автобуса в туалет, ехать еще прилично.
– Тяга?! – Ли окончательно проснулась.
Лунев не ответил. Он включил над водительским местом освещение и повернулся к Майе. С мужчиной творилось что-то неладное. Его била дрожь, по восковому, искаженному гримасой страдания лицу катились крупные капли пота. Так и есть – отравился.
– Плохо?
Лунев кивнул и расстегнул воротник длинной навыпуск рубашки.
– Тошнит, и живот болит ужасно.
– А ведь я предупреждала, – не удержалась от укора Ли, – чтобы ты не ел шашлык.
Андрей виновато молчал, сдерживая позывы к рвоте.
– Мне дурно, – вновь пожаловался он.
Майя взяла лежавшую рядом с ней бутылку с питьевой водой и протянула Луневу.
– Возьми, выпей!
Андрей взял бутылку, сделал несколько глотков тепловатой жидкости и выпучил глаза.
– Ой, меня сейчас вывернет! – взревел он медведем и вскочил с места.
– Вот и хорошо! – чему-то обрадовалась Майя. – Беги! – Она достала из сумочки несколько бумажных салфеток и сунула Луневу в руку. – Вытрешься потом.
Зажав ладонью рот, Андрей выскочил из автобуса и, добежав до лесополосы, растворился среди деревьев. Из глубины салона на свет вышел Авиров. Он, видимо, слышал происходивший между водителем и Майей разговор, спросил:
– Отравился, что ли, Андрюха?
– Видимо, – призналась Ли.
Рустам подавил зевок.
– Да… Шашлык есть летом опасно. Попадется несвежий кусочек, и все… Со мной однажды такое случилось. Неделю в постели провалялся. Озноб, рвота и… с животом большие проблемы. – Толстяк выбрался из автобуса и стал прохаживаться по обочине, время от времени останавливаясь и любуясь звездным небом.
Лунев вернулся через несколько минут, бледный, измученный. Здорово же его скрутило. Еле-еле ноги приволок.
Толстяк засуетился, со свойственной ему услужливостью принес из автобуса бутылку с водой и предложил Луневу полить на руки. Андрей почему-то смутился, однако отошел к обочине и подставил ладони.
Неожиданно с одного из сидений раздался вздох, затем человек пошевелился, и над высокой спинкой сиденья в темноте возник контур лысой головы.
– Чего стоим? – спросила она сонно голосом Садыка Алиева. – «Санчас», что ли?
Майя подняла руку и качнула ею из стороны в сторону.
– Нет, – сказала она вполголоса. – Но кому необходимо, может выйти, мы подождем.
– Ладно, потерпим, – ответила голова и снова спряталась за спинку сиденья.
Ночью салон автобуса всегда напоминает Майе салон самолета. Те же сиденья, проход между ними, мягкий свет от плафонов, а за окнами бесконечное черное небо с вкрапленными в него звездами. И далекие мерцающие огни какого-то селения напоминают
