смотрели на меня пустыми глазами. Двое бежали к дому, вытянув вперед руки.
Надя свисала с подоконника и, что самое поразительное, не издавала ни звука – так молчат, как мне говорили, дети, когда тонут.
Ее крошечные пальчики цеплялись за край. Я бросился к ней, потому что это делаешь на автомате. Бросаешься за своим ребенком в огонь и воду.
Ради своего ребенка человек способен на все.
И я успел схватить ее за пальчики. Успел, но только для того, чтобы почувствовать, как, перепачканные маслом, они выскальзывают из моей хватки, как мокрое мыло.
Она упала.
Мой ребенок упал из окна, и я не мог ничего сделать.
Если бы я пришел секундой раньше, если бы я действовал быстрее в те секунды, когда время остановилось и тишина гремела у меня в ушах.
В другой жизни, в параллельной реальности, я мог бы ее спасти.
Но моя дочка упала.
Упала с третьего этажа, а я ничего не мог сделать.
Мы были обычной семьей.
Это было обычное, ничем не примечательное утро, после которого наша жизнь никогда уже не станет прежней.
Часть первая
Побег
И было слово Господне к Ионе, сыну Амафиину: встань, иди в Ниневию, город великий, и проповедуй в нем, ибо злодеяния его дошли до Меня. И встал Иона, чтобы бежать в Фарсис от лица Господня, и пришел в Иоппию, и нашел корабль, отправлявшийся в Фарсис, отдал плату за провоз и вошел в него, чтобы плыть с ними в Фарсис от лица Господа.
Самуэль
Мне понадобилось всего десять дней, чтобы испоганить свою жизнь.
Я смотрю в окно.
Из моей комнаты видно парковку и бывшую психбольницу Лонгбру, которую перестроили в дорогущие квартиры.
На небе сгущаются темные тучи. Свежая зеленая листва сияет на фоне темно-лилового неба. Травка на газоне вокруг парковки ярко-зеленая, но для июня на улице адски холодно.
На кухне гремит тарелками мамаша.
Она меня уже достала. Постоянно нудит, что я должен искать работу, идти на биржу труда, разгрузить посудомоечную машину и так далее – без конца капает мне на мозг. Постоянно за меня переживает. И эта тревога передается и мне, влезает, как муравьи под кожу, отчего потом чешется все тело.
Ей никак не вбить в голову, что я уже не ребенок.
Месяц назад мне исполнилось восемнадцать, но она все равно кудахчет надо мной, как наседка, и следит за каждым моим шагом.
Словно больше ей нечем заняться.
Это доводит меня до белого каления.
Думаю, ей самой было бы намного лучше, если бы она оставила меня в покое и перестала тревожиться по пустякам. Она все время твердит, что пожертвовала ради меня всем. Почему бы ей не заняться своей жизнью теперь, когда есть такая возможность?
Александра, моя девушка, точнее, девушка-с-которой-я-сплю, говорит, что ее мамаша такая же, но это ложь. Сирпа не таскается за ней в центр, не названивает
