ведь плохо читают, – под аккомпанемент пианино. Нам, понятно, смешно, но сейчас это просто фурор.
– А как же это?.. Это ты подсказал?
– Нет. Палухин сам догадался. Посмотрел на короткометражки и догадался. Он даже обратился с просьбой о выделении под шапито помещения и получил его, дело еще и прибыльное – жуть, так что, кроме поддержания боевого духа, и копейка капает: зал постоянно битком. Ну и выездные показы на позициях тоже не забывает. В общем, если его не тормознуть, то тут самый настоящий порт-артурский Голливуд выйдет.
– И не надо тормозить. Ты его в свободное плавание, надеюсь, не отпустил?
– Я что, дурной на голову? Быстренько сбацали акционерное общество, у концерна семьдесят процентов, но он доволен дальше некуда. Кстати, и перед царем засветимся, а то после Сучанска на нас немного негатива пролилось – глядишь, и до него докатилось, – а тут нате вам наше с кисточкой: и хроника, и кино в осажденной крепости снимаем. И завод наш засняли, рабочих за станками, да с пояснениями, да жен их, которые, проводив мужей на работу, идут в госпитали. Это уже я подсказал.
– Дубина ты, Сережа, – неожиданно выдал Антон.
– Вот те здрасте. Ты это к чему?
– А к тому, что тут такое поле деятельности, а ты на фронт подался, – вот тут от тебя куда больше пользы было бы.
– Думаешь, не понимаю? Да поздно уже.
– Палухина надо бы не забрасывать, подсказывать, как да чего. Ну не мне тебя учить, ты в деле подсказок уже ас.
– Не переживай, не заброшу. Ну как, по маленькой?
– Наливай.
– Степан Осипович, я все же считаю, что отправлять мой отряд рано, – проговорил Науменко, наконец отодвинув чашку с уже выпитым чаем.
Макаров с каким-то сожалением посмотрел на Веру Ивановну, которая, заметив, что разговор перетек в иную плоскость, начала сноровисто прибирать со стола. Прислуги у них дома отродясь не водилось, а потому и здесь чета Науменко осталась верной себе. Вернее, это супруга, которая привыкла со всем управляться сама, не желала заводить прислугу, ну а раз уж так решила хозяйка, то Петру Афанасьевичу ничего не оставалось, кроме как согласиться с этим.
Заметив этот взгляд, Науменко только мысленно ухмыльнулся. Нет, ни о какой ревности и речи не могло быть. Что было, то быльем поросло, вот только заметно – уж больно соскучился по уюту семейного очага этот неугомонный человек, и его полный сожаления взгляд был адресован не именно Вере Ивановне, а тому, что вот опять началось.
– Умеете вы все испортить, Петр Афанасьевич. В кои-то веки я позволил себе немного расслабиться, побыть в кругу семьи, пусть не своей, но все же. Хоть бы дождались, когда мы, по обыкновению, пройдем в кабинет.
– Прошу простить.
– Да чего уж, – безнадежно махнул рукой Макаров. – Ну раз уж так, то давайте пройдем в кабинет, опять же Вере Ивановне мешать не будем.
– Вы мне никоим образом не мешаете.
– Мешаем, мешаем, – добродушно
