дед: «Не бывает такого Петро, шуруй смело, не бывает того!»
А Улька:
– Ой, ой, ой, что ж ты делаешь, ой усерусь сейчас!
И тут дед тоже закричал: «Тише Петро, тише потому – это и в самом деле бывает...»
Рассказав, Степан Павлонович сам первый хохотал заливисто и поворачивал голову с двумя проплешинами, проверяя, как до кого доходит. И то ли анекдот был так хорош, но хохотали даже и конвоиры хоть слышали раз в десятый и более. Бывало, арестованные хотели отличиться и что-нибудь рассказать, в свою очередь. Степан Павлонович с удовольствием позволял. Люди, однако, попадались разные и случалось, рассказывали анекдот, которого смысла и юмора он не понимал. Виду не подавал и даже посмеивался, но про себя таких замечал: не хотят ли его, старшину, дураком выставить? Такого не забывал и не прощал.
Начальство занималось убийцами, ворами, растратчиками и всяким подобным людом, а Трофим «со товарищи» только и видели Степана Павлоновича. Он похваливал за хорошее поведение, он же и взыскивал с виновных: не всяк был тут вроде Трофима. Попадались настоящие драчуны, скандалисты, пьяницы. Мелкое, но вредное хулиганьё.
Степан Павлонович был царь и бог.
Договориться с ним об облегчении участи самому арестованному было, однако, невозможно. До этого старшина не снисходил, имея дело только с родственниками на воле. Разговаривали, конечно, за столом, но в ресторан старшина не шёл, говоря, что считает для себя зазорным идти «туда, где всякая...». – Истина же была в том, что чувствовал он себя неуютно среди зеркал, мрамора и официантов. Они мгновенно отличали Степана Павлоновича среди настоящих посетителей и даже смотрели вроде свысока. От невозможности придраться, прикрикнуть, поставить «смирно» старшина робел, а робеть иначе как перед начальством было унизительно. И Степан Павлонович, презрев швейцаров в галунах и фонари у входа, шёл в столовую, где всё было как надо: и народ попроще, и запах борща из кухни, и столики пластмассовые. Спиртное в столовой запрещалось, что тоже было привычно: принесённую с собой водку разливали под столиком в граненые стаканы и – ух! – в горло разом, будто её и не было. Незаконное распитие грозило теми же сутками ареста, но Степан Павлонович ухмылялся: во-первых, грозило, да не ему! – для своего высокого положения не предвидел он подобной участи, во-вторых, же, как человек простой, ценил народную мудрость и говаривал: «не пойман – не вор!» Кстати и выпивка, прихваченная из магазина, обходилась клиенту не в пример дешевле. Вообще, мзду он взимал умеренную и больше таксы за услугу не брал, поскольку почитал в себе порядочность и честность. Договорившись, произносил своё «будьте уверены» и слово держал твёрдо. Арестованный, за кого хлопотали, мог рассчитывать на работу в хорошем месте. Сам он, однако, должен был держаться умно: делать вид, будто об уговоре не знает, дисциплину соблюдать строго и, упаси Боже – без фамильярности. Иное старшина не прощал и тут же лишал всякой льготы. Повторные переговоры совершенно исключались и деньги, разумеется, пропадали, поскольку клиент
