style="font-size:15px;"> – Дура я, – мама заплакала.
Теперь она часами сидела в ожидании сообщения от него, каждые пять минут проверяла его профиль в Универсуме и испытывала страшные страдания от того, что вот, только что он в очередной раз заходил в свой профиль, но снова ничего не написал ей! Мне от души было жалко маму, и я уговорила ее позвонить Веберу. Она долго отказывалась, но в конце концов дрожащими руками набрала его номер.
Он явно обрадовался звонку, охотно согласился с ней встретиться. Да, прозвучала фраза «занят был». Что ж, может и так. До встречи оставалось два дня, и эти два дня мама снова была счастлива.
Она готовилась к разговору с Вебером.
– Ты еще тезисы напиши, как для конференции, – подтрунивала я над ней.
– Нет, – кипятилась мама, – без подробностей, конечно, но я все ему скажу! Если у нас чисто рабочие отношения, пусть катится к чертовой матери! Я удалю его из своего Универсума и прекрасно смогу жить без него!
Мы обе знали, что это пустая бравада. Жить без него она не могла.
На встречу с Максом я собирала маму, как в бой.
– Знаешь что, – вдруг сказала я ей под влиянием какого-то предчувствия, – не говори ему все, что думаешь!
Но, конечно, мама все ему сказала.
Она пришла под утро заплаканная и совершенно разбитая. Рассказала, что на вопрос, почему он исчез, Вебер сначала отвечал многословно, туманно и расплывчато. Но мама приперла его к стенке и выяснила, что хотела.
Увы, она не занимала в жизни Вебера центральное место. Он признавал, что она мила, умна, красива, талантлива, он ее безмерно уважает… и только. Цветы были подарены в честь отличного выступления на эмиссарском форуме. Да, все было здорово, и они неплохо вместе поработали. Да, он с удовольствием когда-нибудь поработает с ней еще. У них был неплохой совместный период, а сейчас он занят другими делами.
– Я ему просто надоела, – холодно и спокойно сказала мама. – Так мне и надо.
Это прозвучало как приговор.
На часах было около пяти утра, в это время отца, как правило, начинало тошнить, так случилось и сейчас, и мама побежала убирать за ним. В рассеянном утреннем свете она вдруг вся как-то сгорбилась и резко постарела. На недавно гордой, а теперь низко опущенной голове отчетливо проступили седые волосы. Мне от всей души было ее жалко.
Выходя из кухни с тазиком в руке, мама вдруг обернулась и сказала мне строго (даже не сказала, а приказала):
– Не позволяй никому так с собой поступать, слышишь? Будь счастлива! Поклянись мне немедленно, что будешь счастлива! Немедленно клянись! Немедленно!!!
Она опустилась на пол, выронила таз и горько зарыдала. Я бросилась к ней, села рядом в мыльную лужу, обнимала и гладила ее волосы и клялась всеми известными мне богами и богинями, что буду счастлива вопреки всему. Буду.
С тех пор много воды утекло. Все давно улеглось. Счастливой, довольной и знаменитой мама никогда
