имя не произносилось.
– Мар… дын, Мар… тен, Мар… тын, – представил он постояльца. «Мартен» понравился – прозвище топорщилось кипящей сталью. Дашка обрела собеседника, а папа получил от мамы.
– Отвернись, – попросила Дашка. – Я не умею языком умываться. – Она задернула ситцевую занавеску и загремела тазиками.
Папка жарил глазунью, синие огоньки обнимали днище сковороды, масло плясало брызгами.
– Не опоздаешь? – он поскреб седую щетину.
– Не-а, – протянула Дашка, на ходу вытирая голову. – Первой пары нет, Сычиха заболела.
– Повезло, – папка уменьшил газ. – Мы, помню, в замок спички вставляли… Есть будешь?
– Угу, – Дашка заглянула через плечо. Желтки растеклись, папка боролся за сохранение последнего. – Ты солил? – Он вскинул брови, что-то поискал на столе, честно признался.
– Не помню. – Увидел кота. – Морда, не помнишь – я солил?
– Мр-р, – Мартен поклевал носом в яичную шелуху у мусорного ведра.
– Значит, не солил, – отец зачерпнул щедрую щепоть, рассеял над сковородой. Дашка мысленно охнула, молча заняла место у окна; на скатерти играли солнечные зайцы – над лысым двором расцветало небо. За покосившимся заборчиком гарцевали соседские гуси, они галдели, совали меж рейками шеи, заглядываясь на чужие крошки. Но из скотины у Гришаевых был только мотоцикл без переднего колеса – папка строил его не один год. В люльке «Урала» гостил пустой газовый баллон, он кочевал по двору, сколько Дашка помнила себя. Папка победил: сковорода ударилась о разделочную доску посреди стола и поделилась завтраком. Оббив лопаточку о чугунный краешек, папка спросил:
– Промокла вчера?
– Угу, – Дашка подула на белок.
– Не обожгись!
– Угу.
– В парке рисовала?
– Угу.
– Мрачно получилось – я видел. Ну да – погода… (Пауза) Саня давно не заходил.
– Да ну его, па!
– Поссорились? – догадался отец. – Не пересолил?
– Поссорились, – Дашка в два глотка ополовинила стакан молока.
Отец удивился:
– Че так?
– Глупый он.
– Цветы таскал…
– Глупый.
Мартен бдел под ногами, иногда трогая хозяйкино бедро: «Дай!». Вскоре у мохнатой морды скопилось крошек. Он их обнюхивал и выпрашивал новые – кошачий спорт. Отец вытер руки кухонным полотенцем, поднялся, выудил в пепельнице бычок посправнее, затрещал огонек – дым спрятался под потолком. Дашка заученно открыла форточку – спорить бесполезно, можно лишь приспособиться. Длинные облака, слой за слоем, потекли на улицу, где перемешались с воплями соседского петуха.
– Давно в суп просится! – сказал отец. Мартен согласился, стрельнув глазами.
Время сыпалось тонкой струйкой, да и обвалилось. Дашка заметалась по комнате, собирая конспекты.
– Электричка
