Коля, – заалевший Коломнин решился. – Собирался как раз с тобой насчет Ларисиного мужа переговорить. Я тут по приезде прокачал: не зарегистрировано по Москве убийство Шараева. Не знаю, что и думать.
Из приемной выглянула секретарша, озабоченно зыркнула вдоль коридора.
– Николай Витальевич! Вас Лев Борисович срочно требуют.
– И правильно, что не зарегистрировано. Шараева – это Ларисина фамилия. Она ее себе оставила, чтоб азербайджанскую не брать. А мужа – Фархадов, Тимур. Отец у него, между прочим, знаменитейший по Сибири нефтяник… Да иду, иду!
Ознобихин исчез в недрах приемной, оставив Коломнина в наиполнейшем обалдении.
Лариса Шараева – невестка патриарха Всея Сибири и банковского должника!
Выйдя на улицу, Коломнин с удивлением обнаружил, что давно стемнело: суматошный рабочий день растаял незаметно, как сахар в кипятке. С легким ознобом припомнил о предстоящем неизбежном разговоре с сыном. Теперь он был благодарен Панчееву, удержавшему его от первого, чисто эмоционального порыва. Такой разговор требует мудрой сдержанности. Конечно, Димка был близок к тому, чтобы всерьез оступиться, – ведь фактически речь идет о взятке. Но – лишь близок. Главное – не набрасываться сразу, не загонять парня в безысходность. Необходимо найти нужный тон и нужные слова. Чтоб разговор этот остался один. Последний и – навсегда.
И еще, чего жаждал он почти подсознательно, – чтобы дома не оказалось жены. Всякая попытка поговорить при ней с кем-то из детей оканчивалась ее неизменным вмешательством – причем в любой разговор она буквально врезалась и – гнала волну, как разогнавшаяся моторка меж тихими весельными лодками. Так что даже спокойная вроде беседа преображалась, покрываясь бурунами, – предвестниками близкой бури. Бурей, то есть общим скандалом – с вскриками и взаимными обвинениями, за которыми терялось все доброе, – обычно и заканчивалось.
Увы! Жена оказалась дома. И, более того, по скорбной усмешке, с какой оглядела она появившегося мужа, стало ясно: она уже все знает. И она имеет мнение.
– Дмитрий дома?
– А где ж ему теперь быть? – демонстративно повернувшись, жена вернулась на кухню, оставив, впрочем, дверь неприкрытой.
Нахохлившийся сын забился в глубокое кресло под торшером, с нераскрытой книгой на коленях.
– Кажется, нам пора поговорить, – строго произнес Коломнин, еще раз давая себе слово быть сдержанным.
– О чем?! – сын не отвел глаза. Напротив, прямо посмотрел на отца. И какая же волна неприязни и несдерживаемой обиды окатила Коломнина. Его невольно перетряхнуло.
– Ты что, Дмитрий?!
– Он еще спрашивает? – послышалось сзади. – Постыдился бы. Ребенок первые самостоятельные деньги заработал. А родной папочка отобрал.
– Да иди ты отсюда к черту! – заорал Дмитрий на мать, срываясь на фальцет. – Предупреждал же, чтоб не лезла.
– Димка! На мать-то! – предостерег Коломнин, хоть
