В нем не меньше ста килограммов.
– Сто двадцать, – просветила меня остроносенькая.
– А во мне только восемьдесят, – холодея, признался я. – Поэтому буду вам очень признателен, если вы пересядете за какой-нибудь другой столик.
Она уничтожила меня взглядом и воскликнула:
– Как вы смеете? Другой бы на вашем месте от счастья умер, подойти я к нему.
– Именно это сделать и собираюсь, – заверил я. – Искренне хочу умереть, а вы мне мешаете. Очень вас прошу, девушка, ведь есть же здесь и другие столики.
– Вы странный, – заключила она. – Вы хоть понимаете, от чего отказываетесь?
Я покосился на кулаки ее друга и сообщил:
– Отдаю себе трезвый отчет, потому и отказываюсь.
Она растерялась и залепетала:
– Впервые такого встречаю, другой был бы счастлив…
– Охотно верю, – воскликнул я, – но вынужден придерживаться иного мнения. Возможно, вы не в моем вкусе. К тому же, находясь в самом конце жизненного пути, практически у финиша, не хотел бы получить травму черепа и синяк под глаз. Хотелось бы уйти из жизни красивым, конечно, насколько это позволили мне матушка и природа.
Из всей моей речи девица поняла лишь одно: что она не в моем вкусе.
– Что за бред? – взбесилась она. – Зачем же вы так на меня смотрели?
– Как?
Она изобразила. Мне стало плохо. Катастрофа! Неужели я так на нее смотрел? Тогда я болван, права Светлана.
– Что-то не припомню. Когда это было? – холодно поинтересовался я.
– Когда вы бродили по залу и позже, непосредственно перед тем, как я к вам подошла, – торжествуя сообщила девица.
Теперь уже взбесился я:
– Что? На вас? Смотрел? Да на кой вы нужны мне? Особенно сейчас. Поверьте, вы оч-чень невовремя.
Я глянул на стоящий на столе бокал, полный яда, и уже спокойно добавил:
– Может безразлично в зал и глянул в последний раз, может взглядом на вас и наткнулся, но не советую это близко к сердцу принимать. Я смотрю так на всех женщин.
Остроносенькая отшатнулась:
– Вы что, кобель?
Я безучастно пожал плечами:
– Не знаю, вряд ли…
Она разъярилась:
– Тогда вы болван! Жаль, что об этом не знаете!
– Знаю, сегодня мне это уже говорили. Да, я болван. Тем более, отправляйтесь к своему другу, пока он вас не опередил и не подвалил к нашему столику. Кажется для этого он уже достаточно размял кулаки.
Сказав такое, я сам ужаснулся:
– Господи! Кулаки? Неужели ЭТО так невинно называется? Кувалды – да, а кулаки – вряд ли.
Остроносенькая удовлетворенно хмыкнула, я же ее просветил:
– Мне совсем не хотелось бы с ним сражаться, как бы красивы вы ни были. Он такой громадный. И неловкий наверняка: еще прольет мой коньяк. Вот это будет трагедия.
Остроносенькая
