Сарацин? – так же тихо переспросил Гунтер. – А откуда он здесь? И что плохого сделал? Сарацины ведь живут далеко.
– Его привез из Святой Земли какой-то рыцарь, а этот подлюга сбежал, и разбойничал. Девок, которые в лес ходили, до полусмерти пугал. И не только пугал.
– Это как? – не понял германец.
Сэр Мишель фыркнул.
– По всякому. Они, сарацины, такие… Умеют. Вот мой папа в Святую Землю ходил, всякого порассказывал…
Гунтер, оторвав взгляд от королевского сержанта, перебрасывающего через сук дерева толстую веревку с петлей, развернулся на каблуках к сэру Мишелю, и попытался сгрести его за ворот. Пальцы лишь больно царапнули по кольчуге.
– Так какой, значит, сейчас год? – прошипел он прямо в лицо рыцарю.
– Я же говорил, тысяча сто восемьдесят девятый, – помедлив, ответил сэр Мишель. – Почему ты так пугаешься всякий раз, когда я упоминаю об этом? Что с тобой, Джонни?
– Ничего, – едва слышно выдохнул германец. – Просто в такое невозможно поверить.
Он еще помолчал, и добавил почти жалобно:
– Где здесь можно исповедаться?
Тем временем, бейлиф закончил читать приговор, скрутил свиток и махнул перчаткой. Двое его помощников подвели сарацина к импровизированной виселице, кузнец подтолкнул вновь начавшего бешено сопротивляться пленника, заставив его влезть на деревянный чурбак, поставленный под деревом. Когда разбойник, привезенный из Святой Земли, просунул голову в петлю, кузнец, как стало теперь ясно, выполнявший роль палача, хотел было выбить чурку у него из под ног, но сарацин, ругнувшись коротко на незнакомом языке, оттолкнул крестьянина ногой, выкрикнул что-то сорвавшимся голосом (Гунтер разобрал слово похожее на «алла»), а затем, подпрыгнув, оттолкнул пятками деревяшку, повис в петле и задергался, раскачиваясь.
– Еще и ругается! – возмутился сэр Мишель. – Поделом! Наконец-то в графстве порядок будет. Э, Джонни, ты исповедаться хочешь? Дело доброе! Вон отец Дамиан стоит, пойди к нему и скажи.
Гунтер глянул в сторону священника – дородный, молодой еще – лет тридцать пять на вид, приятное лицо, располагающее к себе с первого взгляда – такому и исповедаться можно, и поболтать просто так, ни о чем. Видно, сказывался возраст – не успел нажить еще замкнутую надменность, показную приближенность к высшим силам, подчеркнутое всепрощение… Но сейчас, когда в двух шагах качался в петле только что повешенный на глазах германца человек, довольное лицо священнослужителя показалось Гунтеру неуместным, странным, даже циничным.
– Да лучше потом… – пробормотал германец. – Слушай, есть здесь трактир какой-нибудь? Выпить хочется. Очень.
– В деревне самой – нет, – ответил сэр Мишель. – Но если пойти дальше, то по дороге к Фармеру будет небольшой постоялый двор. Там поесть можно, попить, и не только молоко. Ну что, идем? Или все же к отцу Дамиану?
– В трак
