единственный стул, стоявший у единственного стола с компьютером, за которым в единственном кресле сидел арбуз Чеккеле, заполняя собой все пространство. Единственный сейф тоже присутствовал, но располагался, за неимением свободного пространства, в стене прямо над головой управляющего. Если бы дверца была открыта, то, встав, синьор Чеккеле непременно ударился бы макушкой и мог получить сотрясение мозга, а то и более серьезную рану.
– Меня устроит двухкомнатная квартира, – сказал я. – Хотелось бы с окнами на улицу, конечно.
Синьор Чеккеле хмыкнул, повозил по столу своими короткими ручками, показал мне свою блестящую лысину в венчике белых, как снег, волос, и сказал:
– Садитесь.
Боком протиснувшись между стулом и с грохотом захлопнувшейся дверью, я сел, и мы с синьором Чеккеле оказались вдвоем в межпланетном корабле, стартовавшем на далекую орбиту – впечатление было именно таким, человек, подверженный клаустрофобии, не выдержал бы здесь и трех секунд.
– Синьор Чеккеле, – произнес я со всей искренностью, на какую был способен, – скажу вам честно… мы ведь говорим откровенно, да?..
Управляющий неопределенно пожал местом, которое у человека с нормальным сложением называлось бы плечами.
– Ну… да, – сказал он и едва заметно усмехнулся. По-моему, он уже понял, что я скажу, и я не стал его разочаровывать – если он считает, что за свои семьдесят пять или девяносто хорошо узнал человеческую природу, пусть пребывает в этом мнении и дальше.
– Так вот, – продолжал я, – в вашем доме несколько месяцев назад поселилась моя… гм… знакомая. И я хотел бы… Ну, вы понимаете…
Он то ли кивнул, то ли отрицательно покачал головой – можно было, конечно, разобраться, если проанализировать его конвульсивное движение, но у меня не было времени этим заниматься, и я продолжил:
– Так я хотел бы…
– В какой квартире живет ваша знакомая? – спросил синьор Чеккеле, все понимавший и готовый помочь.
– В том-то и дело, что я не знаю, – сказал я с огорчением. – Ее имя Лючия Лугетти… то есть… возможно, она зарегистрировалась у вас под другой фамилией…
– Лугетти… – пробормотал синьор Чеккеле. – Третий этаж, восьмая квартира, свободна сейчас одиннадцатая, это поблизости, по коридору, если вас устроит, только имейте в виду, синьор, никаких скандалов, здесь тихий и благопристойный пансион, и если вы хотите выяснять свои отношения с синьорой, то для этого выберите другое место, а у нас, предупреждаю, все должно быть тихо и благопристойно, вы меня понимаете?
Он произнес эту длинную фразу на одном дыхании, причем, как мне показалось, дыхания у него осталось еще на одну-две таких фразы – я-то думал, что у бедняги одышка, в его-то возрасте…
– Вы меня понимаете? – переспросил синьор Чеккеле, так и не переведя дыхания.
– Конечно! – воскликнул я. – Я прекрасно вас понимаю! Одиннадцатая квартира меня устроит. Могу я заплатить за месяц вперед?
