этих людей, не пытайтесь напасть на них и лучше даже не показывайтесь им на глаза. Просто держитесь неподалеку. В Тулузе и Марселе вы можете рассчитывать на помощь и довериться человеку, который скажет вам: «Я из Кентербери». Будьте осторожны – ваша добыча сообразительна, хитра и знает множество потайных нор. Не огорчайтесь, если не наткнетесь на них – значит, не судьба. Наши люди при любом исходе попытаются задержать их на побережье. Помните о своем долге и кланяйтесь там Саладину!
Джон, милостью Божией наместник королевства Английского.
Годфри Клиффорд, архиепископ Кентербери, канцлер Англии.
Писано 29 дня августа 1189 года от Рождества Христова, в замке Винчестер, Лондон, королевство Английское».
– Ты что-нибудь понял? – спросил Гай, закончив чтение.
– Я совершил большую ошибку, связавшись с вами, – отозвался помрачневший Дугал. – Во что вы меня втравили, благородные господа? Нет, не спорю, я наемник, убийца и все такое прочее, но я никогда не встревал в дела королей и всяких там правителей. Себе дороже. Лезешь из шкуры вон, стараясь им угодить, но только они получают свое, тебя же и вздергивают – чтобы не болтал лишнего и не напоминал о том, что необходимо забыть.
– А как насчет службы у Лоншана? – не преминул язвительно напомнить сэр Гисборн.
– Мэтр Уильям был распоследней сволочью, но все же именно он дал нам независимость от вас, сейтов, – отрезал Мак-Лауд. – За все надо расплачиваться. Я заплатил тем, что сколотил и возглавил его охрану. Но сейчас… Ловить неведомо кого, неизвестно где, да еще в Лангедоке! Нет, это не по мне!
– Да чем тебе Лангедок не угодил? – оторопел Гай. – Провинция как провинция. Или тебе там показываться нельзя – изловят и утопят в ближайшем болоте?
Дугал поднял на компаньона удивленный взгляд:
– Ты что, ничего не знаешь?
– Что я должен знать? – насторожился сэр Гисборн. – Ты можешь не говорить загадками?
– Он ничего не знает, – Мак-Лауд оперся локтями на столешницу, водрузил подбородок на сложенные ладони и пристально, не мигая, уставился на ноттингамца. – Собирается ехать в Лангедок и ничего не знает! Послушай-ка меня, сыр рыцарь. Я, конечно, отнюдь не образец добродетели, мало того, я даже не пытаюсь им стать. Могу посмеяться над монахами, над всеми этими роскошными монастырями и их бесценными реликвиями, сляпанными на соседней улице, и не мучиться из-за этого совестью. Возможно, я та самая паршивая овца, что отыщется в любом стаде. Но никогда – слышишь, никогда! – не изменял вере своих отцов и… – он медленно начал подниматься из-за стола. Гай понял, что сейчас обязательно стрясется что-нибудь неладное.
– Дугал, прекрати, – ледяным голосом произнес сэр Гисборн, слегка удивленный столь неожиданной вспышкой ярости. – Сядь!
Окрик подействовал. Шотландец тряхнул головой, точно просыпаясь от дурного сна, и как ни в чем не бывало спросил:
