со свободным входом и выходом. Вот так, запросто, мы проникли в святая святых творческой кухни всей России. Эклектика ансамбля, по всей видимости, не мешала, а помогала творческим людям писать во всех жанрах, что нам и демонстрировал, прежде всего, Шали, из-под пера которого выходят философские труды, прозаические и исторические произведения и, конечно, стихи и поэмы.
А мы с Костей все это читаем, да нахваливаем.
На дворе великого Дома было пустынно, веселой гурьбы писателей не наблюдалось, Володя здесь жил один. Вообще один!
С прекращением выплат членам Союза писателей за здорово живешь, таланты, видимо, иссякли или занялись какими-то другими, не требующими никаких талантов делами. В общем, в пустых темных коридорах мы все-таки нашли Шали, обнялись, и наперебой, не слушая друг друга, стали обмениваться новостями. Жизнь в Доме Творчества вновь закипела!
Но что нам этот дом, даже с его богатыми литературными традициями и великими призраками, мы спустились по сосновой просеке к морю, и расположились в прибрежном ресторане на открытой площадке.
Красота!
Наше северное море – карикатура южных… волн. Но сейчас я понял, почему это место так тянуло писателей и поэтов – пиши шедевры вширь и вволю. Что, собственно, Володя Шали и делал.
Мы с Костей ознакомились с новыми книгами нашего поэта, попили кофе с изумительными пирожными (где они их тут делают?), поговорили за жизнь. Это «за жизнь», в разговоре с людьми, которых искренне уважаешь и которым доверяешь, может длиться бесконечно. Случалось?
Кончился кофе, съедены пирожные, а уходить не хотелось.
Вечерело, солнце, проследовав над заливом, коснулось сосен и окрасило верхушки дерев багровым отсветом. На берег опустились синие тени и дунул прохладный ветерок.
А наш разговор уносил нас все дальше и дальше…
Володя говорил о ритуалах жрецов древнего Египта, Костя об исторических тайнах Петербурга. А я, от равномерного плеска волн и убаюкивающего шума сосен на ветру, впал в прострацию.
Да-да, я слушаю, Петербург, Египет, поэзия, проза…
Площадка ресторана постепенно заполнялась народом – время вечернего моциона у светской публики. Зажглись китайские фонарики по периметру, сразу замкнув пространство террасы и скрыв за полосой света море.
Гости уже заняли почти все столики и толпились у стойки. Но посетители все прибывали.
Зашел вальяжный Николай Черкасов в белом полотняном костюме, народный артист демонстративно раскланялся со всеми, и, заняв столик, тут же забасил со своими спутниками о чем-то возвышенном. А вот и Дмитрий Сергеевич с Даниилом Александровичем под локоток, тихо беседуя, проследовали к заливу.
Конечно, о чем могут говорить Лихачев с Граниным – о великой русской литературе и о ея бескорыстных
