в кресле и закрывал глаза.Уходил в свой сон. Не приходил назад.
«запах грибной шоколадный котлетный…»
запах грибной шоколадный котлетный,
дед на дворе разложил самосад,
учит крутить папироски, и лето
пахнет травой и еще – всем подряд.
бабушка охает, лущит подсолнух,
солнышки жмурятся сами себе,
отражаясь в широких и полных,
лужицах-реках на рыхлой земле.
тапочкой я пролагаю каналы
от клубники к морковке и дальше на юг.
бабушка только что мне рассказала,
что дома забыла на кофте утюг.
жарит жара, как прекрасно и жарко
в детстве моем во дворе у реки,
сделанной тапочкой, старой жестянкой.
бабушка с дедом пекут пироги.
запах грибной шоколадный котлетный…
на языке взрывается лето
шипучей пилюлькой и сладким ситро.
и мне хорошо.
«Что там в его картонной коробке с игрушками…»
Что там в его картонной коробке с игрушками
С рассохшимися краями?
Две старые перьевые подушки,
Перевязанные бинтами.
Деревянная палочка, сдутый мячик,
И он сам – маленький-маленький мальчик.
Когда он смотрел в окошко,
Вспоминал разноцветные книжки.
Он видел их как-то в школе
У директорского сынишки.
«С новым годом!» – кричали многие нужные дети,
И сладкие апельсины раздавала завуч,
А когда дело дошло до ненужного Пети,
Апельсины вдруг кончились.
Петя сидит под лестницей
И вспоминает детство.
Петя сидит под лестницей
И не вспоминает детство.
«Ковыряю стену чернильным карандашом…»
Ковыряю стену чернильным карандашом.
Его мой дедушка у себя в секретере нашел.
Бабушка перышко очиняет. Лежат чернила,
Эстампы и промокашки, печати, книги
Возле меня. Я ковыряю стенку.
Вот вам – правдивая жизни сценка!
Папа зовет кушать свекольный суп.
Надо идти. Папа мой в гневе крут.
В свекольник макая дедушкин карандаш,
Я восхожу в пленительный творческий раж.
Папа заставит съесть. Карандаш упадет под стол.
Дедушка завтра утром: «Эврика! Я нашел!».
«Помню свой день рождения…»
Помню свой день рождения,
Когда я открыла глаза в мир,
Полный боли и яркого света.
От этого страха я кричала так,
Как больше никогда не могла.
То был мой настоящий голос,
Полный, глубокий, грудной.
Двадцать пять лет меня
Заставляли верить, что то был сон,
Затыкали, глушили звук,
Убавляли громкость моей души.
А потом говорили:
– Иди уже погуляй. Хватит
Сидеть с книгами. На улице солнце.
– На улице
