Вспомнились его прощальные объятья. Если бы он знал, как она любит его! Как она хотела похорошеть ради него! Смеётся, небось, над судьбой несостоявшейся невесты.
Рион улыбался собственной догадливости, жалел девчонку, но убеждать в чём-то не спешил. Сама до всего дойдёт, уж он-то мелкую одну не оставит, пока жив, проследит за её судьбой.
Туман таял. Листья слетали под колёса телег. Заморосил гаденький дождик. А принцесса Тювериэль беззвучно плакала, уткнувшись уродливой мордочкой в куртку загубленного чародейчика. Ей было жалко себя, жалко парнишку. Она искренне хотела его спасти. И одновременно доказать себе и мру – она не никчемная, ни ненужная. Она эльф, пусть даже уродливый!
Путь в столицу затянулся. На всём его протяжении Рион подолгу сидел на телеге девочки, рассказывал ей о Тардрагеи, об устройстве человеческого общества, о службе на границе, о предсказании, о своём последнем путешествии, исподволь пытался выведать о жизни эльфы до побега. Но та молчала, всё чаще вскидывала голову, будто прислушиваясь к тому, что человеческое ухо уловить не в силах. А ночами тихо вслипывала. Старик не лез с утешениями, делал вид, что не видит, не слышит чужого горя. Не каждый готов им делиться, не каждый ищет плечо выплакаться.
И вот столица. Ночь всходила на небо в чёрно-звёздных одеждах. Звонкая, холодная, она обещала первые заморозки, первые корочки льда на лужах. Тоскливые поля и деревеньки, а затем и мирные городки остались позади. Только резкие силуэты башен Тардрагеи высветились на чернильном небе, изображенные ещё более чёрной, густой краской.
Вымотанных десятком дней дороги путников встретила придорожная гостиница. Утром откроются городские ворота. А пока за нещадные цены караванщикам предлагали теплый очаг, обжигающий глинтвейн, жареных уток, гусей, баранину и ещё немало радостей.
Тюве, которой на протяжении дороги все, кроме Риона, сторонились, закрыла лицо платком. Добраться бы до комнаты, не наткнувшись ни на соплеменников, ни на орков… Но надеждам девушки не было суждено сбыться. Прячась за спиной старика, она слушала, как восторженно хвасталась мужу хозяйка гостиницы про остановившегося на постой эльфа:
– Он такой хорошенький! Даже спеть обещал…
– Вечно ты на этих смазливых заглядываешься, – ворчал хозяин. – Постыдилась бы. За сорок бабе, а она об эльфах мечтает при живом-то муже.
– Рион, – Тюве дёрнула старика за рукав. – А рядом есть ещё гостиницы?
– Тихо, малявка. Кому ты сдалась такая… красивая.
Тювериэль закусила губу. Она уже привыкла к издевательствам над собой и даже поддерживала шутки караванщиков не хуже любой орки.
– Давай поцелую, черноглазый? Я почти взрослая. Мне уже можно. Тебя как, в щёчку, али сразу в губы?
Мужиков от такого передёргивало, а эльфа хохотала, не смотря на разливающуюся в душе горечь.
Не зови меня ты,
Не корми словами.
Черепок отбитый
У меня в кармане.
