и вовсе не сказала ничего, старательно отворачиваясь от бьющего в глаза солнца. Но Васька все равно разглядел синяки на ее лице и тихо присвистнул. С минуту он ждал, не спешиваясь и похлопывая ладонью по мокрой шее вороного. Но Маргитка не поворачивалась, и тогда Васька вполголоса окликнул:
– Эй, ласковая!
Маргитка ошеломленно взглянула на него… и тут же с визгом отпрянула, заслонившись рукой: прямо ей в лицо летело, искрясь на солнце, что-то круглое.
– Ты что же, черт, кидаешься?! – завопила она, но вороной уже летел прочь, поднимая столбы брызг, и вскоре скрылся за утесами.
– Ну, все с ума посходили… – озадаченно пробормотала Маргитка, делая шаг к ямке в песке, куда упал брошенный Васькой предмет. Через мгновение она округлившимися глазами рассматривала золотой перстень с крупным зеленым камнем. Маргитка стерла с него мокрый песок, и камень заиграл на солнце.
– Далэ-далэ-далэ… Да где же он такое украсть умудрился, сатана копченый?! – ахнула она, поворачиваясь к Дашке. – Ты подержи!
Та взяла перстень, ощупала. Пожав плечами, сказала:
– Красивый.
Маргитка, сощурив глаза, в упор смотрела на нее, но Дашка больше ничего не сказала. Перстень она аккуратно положила на песок, и Маргитка, помедлив, снова взяла его в руки. Некоторое время любовалась игрой камня на солнце.
– Ты не подумай, я твоему отцу верная. И ничего у этого Васьки никогда не просила. И ничего ему не обещала. Только… знаешь, что он мне говорил? Одно, говорил, твое словечко – и увезу тебя, на край земли увезу… Говорил, что если б не я – ноги бы его в поселке не было, только из-за меня и сидит тут. И еще говорил, что… что даром я в этой дыре пропадаю, и красота, и талант, и годы молодые…
– А ты ему веришь?
– И не хочу, а верится! – Маргитка невесело улыбнулась. Покосившись на неподвижную Дашку, надела перстень на палец – тот сидел как влитой. – Не беспокойся, никуда я с ним не поеду. Хватит, откочевалась. А все-таки… от Ильи я таких слов не слыхала. Он обо мне никогда не думал. Мне иногда кажется, что сдохни я, пропади – и ему легче было бы.
– Дура! – впервые за весь разговор вспылила Дашка. – Что у тебя в голове творится? Сама выдумала, сама поверила и мучаешься! У тебя ведь дите будет. Родишь – и сразу успокоишься. И отец тоже уймется. И будете жить по-людски, и все на места встанет… Слышишь меня?
– Слышать – слышу, да веры нет, – жестко сказала Маргитка. Некоторое время она сидела не двигаясь, глядя на исчезающую за кромкой горизонта гряду облаков. Затем вдруг резко встала и, сорвав с пальца перстень, бросила его в море. Дашка услышала тихий всплеск, но ничего не сказала. Маргитка медленно опустилась на песок там, где стояла, обхватила колени руками.
Из воды с визгом вылетела вся покрытая пупырышками Цинка. Отжимая прямо на себе платье, она запрыгала по гальке.
– Пойдем домой, – велела Дашка. – Зови Кольку и Ваню.
Цинка помчалась по мелководью, истошными воплями призывая братьев.
