вопросы «почему?» – ни воспитание, ни секс, ни азартные игры – не смогли составить целостной картинки. Тем не менее была одна теория, которая нравилась и врачам, и юристам, и широкой публике, которой не терпелось услышать какое-нибудь научное объяснение девиантного поведения, новая идея, которая привлекла внимание медицинских журналов и газет. Ответ лежал в эндокринологии.
Эндокринология в 1920-х годах пережила взрывной рост от малоизвестной науки до одной из самых популярных специальностей. Появилась целая куча книг с полезными советами, в которых предлагались эндокринные средства[2]. Рекламные полосы и редакционные статьи в журналах лишь привлекали еще больше внимания. Открытия появлялись одно за другим, и гормоны начали считать причиной всего, что попало, и одновременно лекарством от этого же. Гипофиз, как оказалось, выделяет гормоны, стимулирующие семенники и яичники[3]. Был изолирован эстроген, а чуть позже – и прогестерон. Оптимизм взлетел до небес, когда в 1922 году в Университете Торонто доктор Фредерик Бантинг и студент-медик Чарльз Бест спасли жизнь 14-летнего диабетика с помощью уколов инсулина, создав новое поколение гормональной терапии.
В ЗНАК ПРИЗНАНИЯ ЗАСЛУГ Ф. БАНТИНГА ВСЕМИРНЫЙ ДЕНЬ БОРЬБЫ С ДИАБЕТОМ ОТМЕЧАЕТСЯ В ЕГО ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ – 14 НОЯБРЯ.
Год спустя на конференции Американской ассоциации продвижения науки доктор Рой Хоскинс подытожил восторженное отношение к эндокринологии в своей речи: «Когда мы видим, как изуродованные, недоразвитые имбицилы превращаются в нормальных, счастливых детей; диабетики, голодающие среди изобилия еды, восстанавливают здоровье и силы; великаны и карлики появляются по нашему желанию; половые признаки появляются или восстанавливаются у нас на глазах благодаря контролю над эндокринными факторами, кто еще может сказать, что эндокринология – не самый важный этап развития современной биологии?»[4]. Хоскинс был президентом Ассоциации изучения внутренней секреции, основанной в 1917 году и переименованной в 1952-м в Эндокринологическое общество, ведущую профессиональную организацию.
Если уж мы смогли превратить диабет из смертельной болезни в хроническое заболевание, считали эксперты, представьте, какие еще недуги мы сможем исцелить! Но убийство? Неужели убивать людей – это болезнь? А если да, то можно ли вылечить преступников гормональными инъекциями? Или, еще лучше, можно ли с помощью анализов на гормоны определить потенциальных преступников еще до того, как они начнут вести себя антисоциально, а потом с помощью гормональной терапии превратить их в образцовых граждан?
С одной стороны, это была довольно-таки надуманная идея, с другой – совсем нет. Не было совершенно никаких доказательств того, что небольшой избыток одного гормона или недостаток другого толкал людей на убийство. Более того, не было даже данных, которые подтверждали бы, что избыток одного гормона или недостаток другого сводил людей с ума или вообще заставлял их делать хоть что-либо. Тем не менее существовали
