и веселой. Пока Лидия Васильевна вопила на крыльце, Ника успела сделать все свои дела в небольшую клумбочку, заботливо выращиваемую соседкой, и теперь чувствовала себя отлично. Юлька сунула собаку в дом, схватила сумку с деньгами и захлопнула дверь.
– Сторожи! – велела она Нике уже с лестницы.
В ответ донесся бодрый собачий лай. Ника встала на стражу. Эту собачку подарил Юльке ее жених, у которого она какое-то время гостила. Жених был богатым, поэтому Ника оказалась жутко породистой. И могла бы тоннами собирать медали на выставках, если бы ей позволили. Но на внешности таксы эта породистость положительно не сказывалась. Она была кривоногой, коротколапой и очень, очень длинной. Такой длинной, что Ника больше напоминала ящерицу на лапках, чем собаку.
Но нрав у нее был точно собачий. В этом Юлька убедилась на собственном опыте. Ника, не задумываясь, бросалась на людей, собак и прочие предметы, если ей казалось, что они таят угрозу для ее обожаемой хозяйки. Сторож из Ники тоже вышел отменный. Она умудрялась придать своему лаю столько солидности, что казалось, будто за дверью живет по меньшей мере овчарка-медалистка.
Юлькин жених уже через полгода совместной жизни с Юлей решил отправиться на учебу в Японию. Что он с присущей ему целеустремленностью и сделал, оставив Юльку одну, но с таксой на руках. Юлька жениха не ругала. Тем более что он и ее звал вместе с ним в Японию. Но японские иероглифы и сами маломерные японцы наводили на Юльку такую ностальгию, что она вернулась обратно на родину уже через месяц.
И вот теперь она шла в магазин. И чувствовала себя самой счастливой девушкой на свете. Как будто бы не было ничего более замечательного, чем идти в ближайший магазин за покупками. Но это был родной магазин, где все, даже бомжи и продавщицы, говорили на чистом русском. И стало быть, тоже были родными и близкими.
Кстати, если говорить о бомжах, то один представитель этого славного племени уже долгое время двигался следом за Юлькой. Время от времени он забегал вперед, пытливо всматривался в Юлькину физиономию. Увиденное его каждый раз так поражало, что он подолгу стоял как вкопанный. Потом все повторялось снова. Когда бомж в третий раз повторил свой маневр, Юля наконец очнулась от приятных мыслей и тоже посмотрела на бомжа.
Бомж просиял. Юлька опешила. Это был самый обычный питерский бомжик. С бородой. Ни молодой, ни старый. Так, серединка на половинку. Впрочем, он мог вполне оказаться и Юлькиным ровесником. Внешность у бомжей еще решительно не говорит об их возрасте. Одет бомж был в замусоленную куртку, рваные брюки, а что касалось ботинок, то вместо них были валенки. И это в июльскую жару.
– Тебе чего? – машинально спросила Юлька у бомжа.
Тот молча потряс головой. Юлька попыталась поспешно уйти, но бомж преграждал ей дорогу и уходить явно не собирался.
– Дай сотку, – просительно сказал он. – Тогда я забуду, что мы с тобой встречались.
У Юльки отвисла челюсть. С таким нахальством ей еще не приходилось сталкиваться.
