себя замолчать, глубоко втягивает воздух и прикусывает свой язычок.
– Прости, – говорит она и выскальзывает из ванной комнаты, оставляя меня домываться под душем в одиночестве.
Я прибавляю горячую воду и никуда не спешу.
Когда я появляюсь из ванной, Хизер уже ушла, а Тарин, порывшись в нашем холодильнике, на скорую руку накрыла из того, что там осталось, к чаю. В центре стола стоит огромный чайник, рядом с ним еще один, поменьше – для тысячелистника. Тарин разложила на подносе остатки имбирного печенья, а оставшийся у нас хлеб превратила в два сорта сэндвичей – с ветчиной и сельдереем, и с ореховым маслом и овсяными колечками «Чириоз».
Виви заваривает кофе в кофейнике и с озабоченным видом наблюдает за Тарин. Я наливаю себе кружку целебного чая, залпом выпиваю ее и тут же наливаю вторую. Вымытая, перебинтованная, переодетая в чистую одежду, я соображаю теперь намного лучше и готова справиться с известием о том, что Локк мертв и что это моя сестра-близнец его убила.
Беру сэндвич с ветчиной, откусываю кусок. Сельдерей хрустит на зубах, с ним сэндвич кажется немного непривычным, странным, но в целом вкус у него неплохой. Внезапно понимаю, как сильно я проголодалась. Запихиваю в рот все, что осталось от первого сэндвича, и немедленно протягиваю руку за вторым.
Тарин заламывает свои руки, мнет их, затем начинает разглаживать на себе платье.
– Меня достало, – говорит она. Виви молчит, и я тоже. Стараюсь как можно тише хрустеть сельдереем. – Локк обещал любить меня до самой смерти, но его любовь не спасала меня от его грубости. Он предупреждал меня, что народ любит не так, как мы, люди. Я не понимала этого до тех пор, пока он не начал на целые недели оставлять меня одну в своем огромном жутком доме. Я разводила гибридные розы в саду, заказала новые занавески, терпела его затяжные, по месяцу, кутежи со своими приятелями. Но это не помогало. Порой я бывала развязной, порой строгой, я делала для него все. Но он сказал, что между нами все кончено.
Я поднимаю брови. Он, конечно, сказал ужасную вещь, но не думаю, что эти слова должны были стать его последними.
– И тут, как я понимаю, ты ему врезала, – говорю я.
Виви громко хохочет, потом с укоризной смотрит на меня за то, что я рассмешила ее.
На ресницах Тарин блестят слезы.
– Пожалуй, что так, – ровным тихим голосом соглашается она. – Я пыталась объяснить ему, каким образом все может измениться между нами… Должно измениться, но он смотрел на меня как на идиотку и продолжал говорить, словно пытаясь разубедить меня в моих чувствах. На столе лежал инкрустированный нож для разрезания писем, и… Ты помнишь, чему нас учил Мадок? Короче, сама не помню как, но в следующий миг лезвие этого ножа уже торчало в горле Локка, и он, наконец, замолчал. Потом я вытащила нож, и было много крови.
– Так ты не собиралась его убивать? – спрашивает Виви.
Тарин на этот вопрос не отвечает.
Я знаю, какой взрыв может произойти, если слишком долго держать что-то
