Мне нравится то, чем я занимаюсь, хотя порой бывает и тяжко. В детстве я постоянно бинтовала кукол. Маме это очень не нравилось, но чем больше ее это огорчало, тем сильнее я чувствовала к этому призвание. Так что тебя ко мне привело? Вряд ли ты пришла в неотложку поискать запахи для своих духов.
– Я пришла пригласить тебя вместе пообедать. Разве нужна еще какая-нибудь причина?
– Знаешь, хорошая медсестра не только лечит телесные раны, она видит, когда в голове у больного что-то не то.
– Но я же не твой пациент.
– А было очень похоже, когда я увидела тебя в холле. Говори, что случилось.
– Ты посмотрела меню?
– Оставь в покое меню, – приказала Кэрол, отнимая у Алисы карту. – Я едва успеваю съесть дежурное блюдо.
Официант принес две тарелки рагу из баранины.
– Да, выглядит не совсем аппетитно, – заметила Кэрол, – но это очень вкусно, я тебе точно говорю.
Алиса отодвинула кусочки мяса от овощей, плававших в соусе.
– И все-таки, – проговорила Кэрол с набитым ртом, – возможно, к тебе вернется аппетит, если расскажешь, что тебя мучает.
Алиса ткнула вилкой в картошку и брезгливо поморщилась.
– Ладно, – продолжала Кэрол, – наверно, я высокомерная и упрямая, но, когда сядешь в трамвай, чтобы ехать обратно, почувствуешь себя дурой, потому что даже не попробовала это мерзкое рагу, тем более что сама за него заплатила. Говори, что стряслось, твое молчание меня бесит.
Алиса решилась рассказать про кошмар, мучивший ее по ночам, про это недомогание, отравлявшее ей жизнь.
Кэрол выслушала ее очень внимательно.
– Мне надо тебе кое-что рассказать, – сказала она. – В первый вечер, когда бомбили Лондон, я была на дежурстве. Раненые поступали постоянно, их было очень много, большинство с ожогами, многие приходили сами. Кое-кто из персонала сбежал и спрятался от бомбежки, но большинство остались. Я тоже осталась, но не из героизма, уверяю тебя, скорее из трусости. Я страшно боялась высунуть нос наружу и умирала от страха: а вдруг я погибну под огнем, если выйду на улицу? Через час поток раненых иссяк. Привезли всего нескольких человек. Дежурный врач, доктор по фамилии Тёрнер, красавец, шикарный мужик, глаза такие, что и монашка не устоит, собрал нас и сказал: "Если раненые больше не поступают, значит, они под завалами. Нам надо пойти и найти их". Мы смотрели на него разинув рты. Потом он добавил: "Я никого не принуждаю, но те, кому хватит мужества, возьмите носилки и давайте прочешем улицы. Снаружи гораздо больше тех, кому нужно спасти жизнь, чем в стенах этой больницы".
– И ты пошла? – спросила Алиса.
– Шаг за шагом я осторожно пятилась в смотровую, моля лишь о том, чтобы не встретиться глазами с доктором Тёрнером, чтобы он не видел, как я дезертирую, и мне это удалось. Я пряталась в раздевалке два часа. Не смейся, а то я уйду. Я закрыла глаза и скрючилась в шкафу, мне хотелось исчезнуть. И наконец я внушила себе, что я дома, у родителей, в Сент-Моусе, а все эти люди, которые кричат и стонут вокруг
