Нина, обняла Настю, запричитала: «Как былиночка стала, одни косточки… Бледненька-ая!.. А что это за брючки у тебя такие, все в лохмотьях!..» (Это о новой модели от Лакруа.)
Настя ела фантастически вкусные свиные ребрышки, и тщетно просила заменить самогонку хотя бы на московскую водку, и сердилась на дядю с тетей за то, что они уступили ей лучшую комнату в доме, где стояла кровать с метровой периной и кучей подушек.
Наутро от ядреной самогонки у нее болела голова, и она отправилась вылеживать похмелье на сеновал. Дядя Петя, озабоченный здоровьем племянницы, трогательно принес литровую чашку с крепким кофе, и Настя благодарно подумала: «Ну какой Висбаден сравнится с моим Колокольным?»
…Время для Насти потекло легко и бездумно. К хозяйству тетя Нина ее не подпускала – «маникюры свои попортишь». Только и разрешала задать сена Настиной любимице кобыле Минутке. «Давай, теть-Нин, я хоть корову тебе подою!» – «Корову?! Да не надо. Она тебя хвостом исхлещет».
Настя возилась с дядькиными охотничьими собаками, расчесывала их, баловала привезенным из Москвы «Педигри». Играла с маленькими племянницами – катала вместе с ними на игрушечном грузовике теть-Нининых кроликов. Много гуляла. Встретилась с друзьями детства. Андрей, ее школьный воздыхатель, вырос в белокурого красавца, лихого тракториста, – форсил, гонял по полям с такой скоростью, что Настя чуть из кабины не вылетала.
Кундера с Мураками так и остались лежать в чемоданах – Настя набросилась на теть-Нинино чтиво, любовные романы, и дядь-Петины пособия по охоте. А вечерами она с дядькой выходила в овраг и лупила из мелкашки по консервным банкам, к восторгу детворы и собак. Ей снова полюбились драные джинсы и небрежный «хвост» вместо стильной прически. А банька на задах огорода расслабляла так, что куда там джакузи! «Видел бы меня сейчас чистюля Олежек!» – ухмылялась Настя, возвращаясь с огорода, вся перепачканная перезрелой клубникой.
Только одна беда: белый человек не исчезал.
Первый раз Настя увидела человека без лица еще в Москве, ночью, в окне своей квартиры. Жуткое лицо, без глаз, без носа, вглядывалось в нее из ночной темноты… Настя дико закричала – лицо отпрянуло прочь…
В тот вечер ночевать она пошла к соседке…
Больше чужое лицо в окне не появлялось, – но все равно с тех пор ей в собственной квартире было тревожно. Вечерами так просто жутко.
Правда, доктор сказал, что у нее расшатались нервы… А раз нервы раздрызганы – вот и чудится всякая муть. Но здесь-то, в Колокольном, с нервами у нее полный порядок! И голова не болит, и ничто не раздражает, не бесит – наоборот, все время классное настроение!
И вот снова – белая фигура на деревенском кладбище.
Настя никому тогда не сказала, почему вернулась с вечерней прогулки дрожащая, бледная. Коротко ответила на теть-Нинины вопросы: «Замерзла». Мужественно тяпнула самогонки, уснула и с тех пор больше одна в поля не ходила. Болталась во дворе, паслась в огороде,
