Тень птицы – египетский бог Тот, его обычно изображают с головой ибиса. Вместе с Анубисом взвешивали сердце умершего на Весах Двух Истин. Если сердце оказалось тяжелее пера богини справедливости, значит, исповедуемый солгал. Но кто исповедовался? Во сне не видела говорящего, не видела даже его тени. «Твоё сердце отравлено», шрам на груди и гнусная сцена с клоунами, где мы все притворялись. Неужели судили меня? Тогда кого же оплакивала в пустыне? Чем пристальнее разглядывала детали сна, тем сильнее запутывалась в сюжете. Голова кружилась от голода. Нужно было дойти хотя бы до ночного супермаркета и купить что-нибудь поесть.
Пока принимала душ, за окнами рассвело, а мой дом окончательно проснулся. Соседи сверху не могут обойтись без криков, стены скоро начнут рушиться. Нет, мой дом не фамильный замок площадью в тысячу га, а у них – стандартная «двушка». Но по утрам они орут так, будто находятся в километре друг от друга. Театр глухих. Иногда поражаюсь, насколько далеки бывают близкие люди. Внешнее расстояние – дотянуться до пощёчины, внутреннее – никогда не понять, не услышать. Потому что самые важные в жизни слова произносятся шёпотом, а спорят они о мелочах.
– Я не знал людей, которые были бы незначительными, – вспомнилась фраза из сна.
Я знаю таких. Много. Не люблю людей. Нет, не ненавижу, ненависть – слишком громкое слово, а именно не люблю. Будто в зоопарке идёшь вдоль клеток с обезьянами, а они корчат рожи, кидают в голову кожуру от бананов и собственные фекалии. Омерзительно! Я для них – развлечение, телевизор. Живут в обустроенных клетках с фонтанами и деревьями, а я вынуждена платить за билет. Хуже всего приходится, когда к ним начинаешь испытывать жалость. Вот сидят два рыжих орангутанга, смотрят почти человеческими грустными глазами. Но нет, ждут моего приближения, чтобы треснуть палкой сквозь прутья. Внутри вспыхивает звериная ярость, заразилась. В такие моменты перестаёшь понимать, по какую сторону решётки находишься. Наш мир – планета обезьян. Я презираю их не за то, какие они, а за то, какой становлюсь сама рядом с ними. Поэтому стараюсь жить с ними наоборот: в ночной тишине пишу статьи или гуляю по пустым улицам, перехватываю несколько часов сна перед рассветом, утром, пока они криком разносят стены, иду перекусить в кафе, днём, когда все на работе, читаю или сплю, вечером отправляюсь на очередную премьеру в кино.
«Кофемания» находится за углом дома. Но чуть ли не по полчаса нервно курю в подъезде у окна и не могу заставить себя выйти на улицу. Бойцовский пёс соседа снизу однажды прокусил мне руку. Пронизывающий страх – насквозь, до боли, до головокружения. Собаки чувствуют людей, знают лучше, чем они сами знают друг друга. С собаками у меня всегда были нежные отношения, и оттого особенно обидно. Наверно, пёс чует запах Луны. Я не кошатница, а Луну выкупила у дворовых мальчишек за сотню. Те ухитрились её связать и поджигали усы. Теперь мои руки ободраны до локтей, а собаки меня ненавидят. Впрочем, как и люди. Похоже на колку льда: бьют постоянно в одно и то же место, и постепенно перестаёшь чувствовать холод и боль. Маленькие повседневные ранки не затягиваются.
