я пользуюсь своими способностями лишь для лечения наших с тобой пациентов, то есть для блага людей, и очень стараюсь… не демонстрировать в полной мере имеющиеся возможности, чтобы никого не напрягать и тем более не пугать. Сегодня же был тот самый случай, когда я счёл правильным показать этому недорослю, кто он есть на самом деле со всеми своими амбициями.
– То есть ты решил ему показать, кто на самом деле является хозяином жизни…
– Знаешь, ты кто? Провокатор! – хмыкаю я.
– Да не хочу я тебя провоцировать! Я не знаю, как до сегодняшнего дня воспринимал тебя этот Вовик, но уверен, случившееся укладывание на пол стало для него полной неожиданностью. Конечно, слава богу, объект воздействия после встречи с тобой не ослеп, не оглох и не онемел. Я это оценил, – братишка при этом ехидно усмехается, но продолжает уже серьёзно: – Только считаю, лишними оказались твои слова. Лучше было их не говорить. Тем более не именовать себя «дяденькой волшебником». Ведь именно своими словами ты стремился его унизить. Ты, по сути, похвалялся своими запредельными возможностями, объясняя ему, с кем он связался. Пусть этот сынок наверняка считал своё положение незыблемым просто по своему статусу, точнее, по статусу высокопоставленного отца, но не надо было опускаться до его уровня.
– Просто я говорил с ним на понятном ему языке. Другой он вряд ли бы понял. А насчёт восприятия моей персоны могу кое-что рассказать. Совершив некоторое путешествие, скажем, по содержимому его черепной коробки, я выяснил, что Бураков, ставший свидетелем моего воздействия на парней из приехавшей с ним охраны, предупреждал мальчика о возможности гипноза.
– Тогда почему же он этого не учёл? – на Ванькином лице недоумение.
– Обычная юношеская самонадеянность, замешанная на вседозволенности. Не знаю, упал ли я в тот момент до его уровня или нет, но считаю, сделал всё правильно.
– Сашка, я готов понять и принять, что ты хотел его напугать и унизить, но даже такие вещи можно и нужно делать, не роняя себя. Я считаю, твоё поведение с этим Вовиком было… пацанским! Вот если бы, уложив на пол, ты до приезда полиции полностью игнорировал его присутствие, ему бы стало значительно страшнее, поскольку было бы совершенно непонятно, чего от тебя можно ждать ещё. Согласись, молчание противника гораздо страшнее его слов. Уверен, настоящий страх приходит, когда человек осознаёт, что не в состоянии понять происходящее и правильно его оценить. Разве нет?
Хочу ответить, но в этот момент открывается дверь.
– Александр Николаевич, «скорая» привезла с нагноением кисты, – сообщает медсестра из приёмного.
– Иду! – и встаю. – Прости, Ванюха, дискуссия прерывается. Надо работать.
Прооперировав привезённого «скорой» пациента, спускаюсь снова в приёмный покой. Здесь пока всё тихо. Нехирургический дежурный персонал мирно пьёт кофе. Ванька, как и собирался, ушёл спать в ординаторскую терапии.
– Александр Николаевич, садитесь с нами, – приглашает одна из медсестёр. –
