говорила манерно, растягивая слова, видно, тем самым изображая иностранный акцент. Она всегда кому-то подражала, кого-то ненавидела, кого-то обожала. Это распространялось и на мужа, которого она завоевала тем, что сразу поставила на пьедестал как творческую личность, далекую от мирской суеты, гонимую и непонятую.
Степанков терпеливо дал Ларисе возможность побыть томной и ироничной.
– Лариса, Миша дома? – повторил он спокойно.
С Ларисой они были знакомы еще до того, как она стала женой Михаила. Больше, чем знакомы. Но и романом это тоже нельзя назвать. Так, игра в роман. Ее игра.
В трубке послышались шаркающие шаги, а потом и недовольный голос:
– Алло, Володька, ну ты че, совсем уже? Позвонить не мог? Я ждал тебя два часа. – Последовало грязное ругательство. Подобного Мишка себе раньше не позволял.
Степанков понял, что друг его пьян.
– Ты совсем, того… зазнался, чувак, да? Думаешь, со мной все можно, да?
– Не горячись, Михаил. И прости. Я не мог тебя предупредить. Там мобильник не берет, а дело важное, не мог отойти.
– Так прямо два часа и не мог? Ну, ты даешь… – Это ругательство было еще грязнее.
– Интересно, где Лариса? Ты и при ней материшься?
– Да к черту вас всех, надоели мне все… – Язык у него заплетался.
– Ладно, Миша, проспись, потом поговорим. Я тебе позвоню. Не сердись, так получилось. Ну, пока. – И чтобы не слышать ответа, быстро нажал на кнопку отбоя.
Ну вот, еще раз он отложил важный для них обоих разговор. Заварилась каша, медлить дальше некуда. Надо все ему объяснить. Поговорить бы с кем-нибудь мудрым, с той же Зоей Павловной. Она опытная и умная.
С этим твердым решением Степанков отправился в свою безупречную спальню богатого холостяка.
Он опустил светозащитные рулоны на окнах, задернул шторы: июнь, светает рано, и невольно просыпаешься с восходом солнца, хотя можно еще поспать. А так до звонка будильника сон обеспечен.
Степанков с удовольствием встал босыми ногами на белую новозеландскую овечью шкуру, откинул покрывало и бухнулся на широченную кровать с водяным матрасом. Когда он выбирал мебель, то кровать в его запросах занимала особое место. Этот предмет представлялся ему центром дома. Денег на нее он не пожалел.
Он помнил дом родителей, общежитие, бывал у немногих друзей-москвичей, но настоящий комфорт увидел только в заграничных гостиницах, когда стал выезжать за рубеж. И полюбил этот богатый, спокойный и защищенный от всех напастей (так казалось до появления террористов) мир больших гостиниц типа «Рэдиссон». И так захотелось добиться такого же комфорта в своем доме. Только дом должен быть, по его представлениям, лучше всякой гостиницы. Например, вот такой «навороченной» и дорогой кровати нет ни в одном известном ему отеле. Эта штука была удобной, широченной и… Но Степанков предпочитал ни с кем ее не делить…
…В ближайшие выходные
