чурками. Я таких, разумеется, не видела, знаю лишь по рассказу родителей. Но в то время эти грузовики встречались на каждом шагу.
– Что это у него в кузове? – словно прозрел вдруг Борис Аронович.
– А это бачки с кофе и чаем для заключенных, – не моргнув глазом ответил папа. Все знали, что неподалеку располагается лагерь.
– А, – вполне поверил Песис.
На обратном пути они снова увидели такой грузовичок. Он, видимо, сломался.
– Боря, – сказала мама, – умоляю, попросите у шофера для меня стаканчик чаю. Я смертельно хочу пить.
Он вскипел от негодования и презрения.
– Тата, как вам не совестно! Вы сытая, свободная, сейчас придете в Дом, сядете за стол, будете обедать, и вы хотите отнять глоток горячего питья у несчастных узников! Тата, мне стыдно за вас! Нельзя быть такой эгоисткой. – И все в таком духе.
У папы от смеха сделалась истерика. Он оступился и упал в заснеженный кювет.
– Коля, она у вас нахалка! Лезет в тарелку! Мой Франтик себе такого не позволяет! Он, правда, снимает кусочки с моей вилки, но это другое дело!
И еще одна история про Песиса. Просто жалко умолчать о ней.
Мама и Надя отдыхали в Архипо-Осиповке, и Борис должен был прислать им деньги на последние дни и обратную дорогу. Они ждут, а денег все нет и нет. Они забили тревогу, дозвонились папе, тот выслал деньги и спросил у Бори, в чем дело. Тот, как всегда все перепутал и послал деньги почему-то в Геленджик. Через некоторое время ему приходит телеграмма с Юга: «Жуковой Ольге присудили алименты». И подпись – сестры Акростиловы. Он ничего не понял, возмутился, но решил, что это путаница. Отправился на почту, выяснять. Оказалось, что адрес его, все точно. Только исправили одну букву в фамилии неведомых сестер. Л на Х. Сестры Акростиховы. Но в пылу праведного гнева он на такую чепуху не обратил внимания. Он всюду показывал эту телеграмму и возмущался. А на него смотрели с подозрением и даже слегка презрительно, как на человека, уклоняющегося от алиментов. И лишь когда из отпуска вернулась Надина сестра Ольга, и он показал ей злополучную телеграмму, она чуть не скончалась от хохота:
– Боря, да это Надя с Татой написали вам, что вы жопа!
Надо заметить, что с чувством юмора у него было все в порядке, – он согласился с мнением дам. И рассказывал потом, как строго и недовольно смотрела его начальница, старая большевичка Стасова, похоже, поверила, что он уклоняется от алиментов.
Николай Николаевич Вильмонт.
Бывал у нас и удивительный человек Вильгельм Вениаминович Левик. Большой, громогласный, говоривший немного странно, нараспев. Я в раннем детстве его боялась, потому что он, приходя, хватал меня на руки и поднимал «выше лампы». Виля был не только блистательным переводчиком поэзии, но и одаренным художником. И при этом человеком немного не от мира сего. Родители всегда вспоминали, как на
