пианино донеслись крики:
– Чего они, гады, не открывают? Там еще можно стоять!
– Ребята, поднажмем!
– Говорят, Самсик приедет!
– Вы мне говорите! Самсик сейчас на Дальнем Востоке в Находке, посылку из Японии ждет!
– Ладно свистеть-то! Вон Самсик стоит!
Все обернулись и уставились на него с восхищением. Действительно, можно было восхититься молчаливой фигурой в джинсах и кожаной куртке, с футляром под мышкой, таинственной фигурой знаменитого в этих кругах Самсика.
– Самсик приехал! Ну, будет цирк! Вот свинговый парень!
– Эй, дружинники-суки, открывайте!
– Самсик, привет! Давно из Находки?
– Только что с самолета, – сказал он. – Уши еще заложены. Он увидел дрожащие глаза человека, которому больше всего хотелось выглядеть его близким другом, посвященным, своим «свинговым» малым, и протянул ему руку.
– Хелло, старик!
– Самсик! – задохнулся тот от счастья.
– Получил посылочку из Японии?
– Да, получил. Вот сакс получил.
– От Садао Ватанабе?
– Точно, от Садао.
– Самсик, да это вроде твой старый сакс, – ляпнул кто-то из-за спины.
– Новый, – возразил Самсик. – Новый, но совсем, как старый. Специальный. Старый-то у меня в Вильнюсе Элка увела.
– Я говорил! – завопил «близкий друг». – Я же говорил, что старый у тебя в Вильнюсе Элка увела! Я говорил, а мне не верили!
– Точно, увела, – кивнул Самсик и протиснулся наконец в кафе.
Синяя Птица Метерлинка. Чеховская Чайка. Стальная Птица – Там Где Пехота Не Пройдет, Где Бронепоезд Не Про-мчится. Птица – Формула – Надежда – Сил Мира Во Всем Мире. Цапля, Тонконогая Мокрая и Нелепая. Помнишь? – Глухой Крик Цапли В Котором Слышался Шелест Сырых Европейский Рощ, Тяжелый Полет Цапли В Европу Над Костелами Польши, Через Судеты, Через Баварию, Над Женевой, В Болота Прованса, Потом В Андалузию...
Сквозь дым на эстраде различался квартет – Сильвестр, Алик Фридман, Пружинкин и Рысс. Отдельно стоял еще Толстомордый Буздыкин, не играл, читал ноты. Самсик махнул ребятам, они его увидели, оборвали свою канитель и сыграли в честь вновь прибывшего первую фразу «Маршрута А».
Господи, как Самсик их всех любил. Всех, кроме идиота Буздыкина, да и к этому дураку он относился теперь в общем-то терпимо, несмотря на ту давнюю стычку из-за Чехословакии.
Тогда, в августе Шестьдесят Проклятого, они все были в Крыму и вдруг узнали, открыли было рты, чтобы устроить дикий хай и вдруг заткнулись. Они не понимали, что происходит, почему они не вопят, но рты открывали только для водки или чтобы взять в зубы мундштуки своих инструментов. Они только пили и играли, пили и играли, пили и играли и чуть не сдохли от своей страшной музыки, от водки и молчания, как вдруг прилетел из Столицы Мира Буздыкин и начал говорить
