физической электроники Ленинградского Политехнического института и учился там же в аспирантуре. Тема моей работы была глубоко академична: «Изменение работы выхода поликристаллического вольфрама при двухкомпонентной адсорбции электроположительных элементов». За несколько лет после окончания института я построил экспериментальную установку с неплохими по тем временам параметрами, опубликовал несколько статей и уверенно продвигался к защите диссертации. Впереди ожидала спокойная преподавательская работа и неторопливая научная деятельность.
Когда заходит речь об ученых и о научной работе, в воображении большинства встает образ некоторого «ученого мужа», просиживающего целые дни у своих установок и периодически совершающего переворачивающие мир открытия. На деле действительно интересные и оригинальные идеи – это удел единиц, а подавляющее большинство научных работников занимаются скучной рутинной работой, сотни раз получая одни и те же кривые, исписывая десятки страниц уравнениями и просиживая дни, уставившись в экран компьютера. В лучшем случае это дает подтверждение чьей-то высказанной ранее идеи, в худшем – «отрицательный результат – тоже результат». Из сотен тысяч научных работников только несколько получают Нобелевские премии. Однако даже эта рутинная работа требует огромных знаний, напряжения ума и дает редкие моменты прозрений, приносящие глубокое удовлетворение и особый род интеллектуального удовольствия.
Итак, я спокойно работал, и, глядя со стороны, можно было предположить, что все замечательно. Однако, как это часто бывает, «в тихом омуте черти водятся». Так и в моей душе назревало недовольство. Спокойная рутинная работа с заранее, на годы вперед, расписанным планом плохо соответствовала моему темпераменту. И было еще одно обстоятельство, которое создавало внутреннее напряжение и недовольство. Читая красивые иностранные журналы типа «Surface Science» и «Physical Review», я каждый раз страдал от несоответствия западного научного уровня и нашего советского. Там уже в полном ходу были компьютерные технологии и современные методы обработки данных, любой научный центр мог заказать самую последнюю аппаратуру, у нас же об этом не приходилось даже мечтать. Возникало опасение, что вся та работа, на которую я трачу столько сил и времени, может быть выполнена на Западе в значительно более короткие сроки на гораздо более высоком уровне. Однако эти опасения были только легкими облачками, до поры до времени не сильно портившими ясную картину моей научной деятельности.
Но однажды я увидел объявление о лекции: «Что такое биополе?» Лекцию проводила какая-то дама, ни фамилию, ни принадлежность которой я сейчас уже не помню, и рассказывала она о вещах достаточно простых, на мой сегодняшний взгляд, – о телепатии, об экстрасенсах и об эффекте Кирлиан. Но тогда эта лекция произвела на меня большое впечатление: оказывается, есть еще в мире настоящая Тайна и есть ученые, которые занимаются ее изучением. «Вот бы попасть в их число!» – с тайной завистью подумал я тогда. Я даже
