но тут же бросилась следом.
Волованов сидел за массивным столом красного дерева, вальяжно развалясь, и вертел в руках золотую паркеровскую ручку. Увидев в дверях Полину, он уставился на нее, как баран на новые гаражные ворота, широко открыл рот, чтобы что-то сказать, но не нашелся и захлопнул рот с таким звуком, с каким в ночной тишине захлопывается дверца пустого холодильника.
– Александр Николаевич! – заблеяла за спиной Полины секретарша. – Я объясняла, что вы заняты! Я не пускала! Она буквально вломилась! Она буквально силой…
– А… гм… все в порядке, – промямлил наконец Волованов, переводя взгляд с Полины на секретаршу и обратно. – Здравствуйте, Полина… ммм… Андреевна.
– Сергеевна, – поправила его Полина. – Если вы еще помните, я приходилась покойному Илье Андреевичу не сестрой, а женой.
– Конечно, конечно… – Волованов приподнялся из-за стола, указал ей на кресло. – Присаживайтесь… всегда рад… только должен заранее извиниться – у меня сегодня…
– Совещание, – подсказала Полина, усмехнувшись, и села на стул с самым решительным видом.
– М-да… совещание… Так что вы хотели обсудить?
Полина повернулась лицом к секретарше и посмотрела на нее долгим неприязненным взглядом. Если она надеялась, что та от такого взгляда растает, как Снегурочка от любви, или рассыплется в порошок, то ее ожидания не оправдались: секретарша стояла на прежнем месте, делая вид, что ничего не понимает.
– Я хотела бы поговорить без посторонних! – произнесла Полина вслух то, что хотела сказать взглядом.
– Это кто здесь по… – начала было наглая брюнетка, но вовремя опомнилась и прикусила язык.
– Карина, оставьте нас, пожалуйста! – нехотя выдавил из себя Волованов слова, как остатки зубной пасты из тюбика. – И… кофе принесите…
Секретарша удалилась с таким видом, будто оставила любимого начальника в клетке, полной голодных львов. Или в яме, кишащей ядовитыми змеями. Хотя как раз она сама была больше всего похожа на гадюку. Или на гюрзу.
Едва дверь за секретаршей захлопнулась, глаза Волованова подозрительно забегали. Можно даже сказать, что они куда-то поехали.
Один знаменитый поэт написал, что глаза Петра Великого проносились по его лицу, как буксующий мотоцикл. Если сравнить с каким-нибудь транспортным средством глаза Александра Николаевича Волованова, то они поехали по его лицу, как детский велосипед «Орленок», на который взгромоздился неопытный малолетний велосипедист.
– Итак, я вас слушаю, – произнес Волованов, в то время как его глаза уехали в самый дальний угол кабинета.
– В день похорон Ильи, то есть буквально вчера вечером, вы заверяли меня, что я могу рассчитывать на вашу помощь, – взяла с места в карьер Полина. – Вот сегодня я и пришла к вам за… помощью.
– Непременно! – воскликнул Волованов, слегка привстав. – Лично я всеми силами! И всеми средствами!
