обменивалась многозначительными взглядами: кто бы мог подумать, что советский гость, хоть и «птичка гласности», окажется таким откровенным, спонтанным таким, прямо скажем, антисоветским?
Откровенно говоря, еще за день до сессии никто из членов совета не был уверен, что московский ученый согласится на председательство почтенного девяностолетнего мудреца старой белогвардейской школы Александра Евтихиановича Пулково-Бреднеколесниковского, которого все звали «Ал». Прежде советские гости изо всех сил старались избегать «эмигрантского отребья», высказывая в лучшем случае холодную вежливость, если не открытое недоверие. Профессор же Фофанофф просто вскричал в полном восторге: «Какая удача выпала на мою долю! Увидеть живую легенду, властителя дум всей мыслящей России!» Вслед за этим он предложил Алу огромнейшее объятие.
Нечего и говорить, обнявшаяся пара, заняв немало квадратных футов возле стола с бутылками хереса, дала сильный толчок постоянно угасающим надеждам на конвергенцию. Во время ленча Фил и Ал время от времени предавались углублению в свои родословные, пока, к общему триумфу, звено, соединяющее два их клана, было найдено в лице его превосходительства адмирала фон Котоффа. Скоростные клипперы адмирала когда-то терроризировали канадских браконьеров вдоль восточного побережья Камчатки. На рассвете пролетарской диктатуры адмирал был заклеймен как клеврет хищнического российского империализма. Впрочем, в нынешние времена сильной зрелости пролетарского государства он был признан как выдающийся географ и сеятель просвещения среди малых народов Севера.
В процессе лекции Филларион безгранично пользовался феноменом, известным в академических кругах как «язык движений». Посреди валящихся восклицательных и вопросительных знаков он вдруг вздымал свои гигантские верхние конечности и давал им обрушиться, как мощному фонтану, в то время как его рот извергал остатки спагетти по-милански, что он столь небрежно жевал во время предшествующей дискуссии за ленчем.
Мы помним, конечно, что нашему храброму спецагенту Джиму Доллархайду вход на эту лекцию, да и вообще в помещение Тройного Эл был заказан. Однако с помощью современной технологии он наблюдал всю конференцию со строительных лесов на другой стороне авеню Независимости. Нет-нет, думал он, этот малый не может быть шпионом. Какой шпион когда-нибудь пристегнет пиджак к жилету? Все что угодно, но только не это!
Большое возбуждение было вызвано пением Филлариона, когда он с вдохновением исполнил московскую уличную песенку шестидесятых:
Марья Петровна идет за селедочкой,
Около рынка живет.
А над Москвою серебряной лодочкой
Новенький спутник плывет.
Марье Петровне жалко целкового.
Три ему дать али пять?
А над Москвою-то спутник, как шелковый,
Новенький мчится опять.
Далее он поведал пораженной аудитории, что распространение этой песенки заставило Политбюро привести
