О каком еще искусстве вы можете говорить? Какое может быть искусство, если им занимается тайная полиция?
Он встал и отошел к окну, давая понять, что время истекло. Не слишком ли спедалировал, спросил он тут же себя. Впрочем, их ведь еще паханок учил, что с талантом надо обращаться осторожно, как с красивой и глупой блядью.
Планщин сделал Володе знак – сворачиваться. Успех сегодня достигнут большой, диалог начался, дальше пока развивать не стоит, а то еще сорвется сом с крючка.
– Уж тоже вы скажете, Максим Петрович, – полиция… Где же вы тайную-то полицию увидели… ну ладно, спасибо за гостеприимство, как говорится, этому дому, пойдем к другому…
– Максик, пока! – точным приложением ладошки снимая зевок, сказала Виктория Гурьевна.
– Ой, Виктория Гурьевна, вы, должно быть, всех театральных знаменитостей знаете? – спросил ее по пути к лифту восторженно посапывающий Володя.
– Ну, как вам сказать, – Виктория Гурьевна начала тут что-то утробно напевать. Вся жизнь дамы прошла, как в Москве говорят, «на театре», последние пять-шесть лет вообще на высокой позиции в Центральной театральной кассе. Она, конечно, переспала со множеством знаменитостей и при упоминании какого-нибудь имени обычно начинала что-то с хорошим юмором утробно напевать. – Как вам сказать? Всех ли? Всех ли?
– Товстоногова, Михаила Шатрова? – заглядывал ей в лицо молодой человек.
– Над Россиею-ю-ю небо синее-уу-уу…
Выйдя за «молодежью», Планщин уже возле лифта подумал, что слишком простенько все как-то получилось, как-то слегка не на уровне, что-то все-таки необходимо добавить к картине дня…
Лифт пошел вниз без него, а он вернулся к огородниковской двери. Она была еще не заперта. Генерал проник внутрь и увидел длинную спину с выпирающими лопатками. Запустив обе руки в разваливающиеся патлы, Огородников стоял у стены в прихожей и как бы подвывал; слышалось что-то вроде «па-а-адлы-ы-ы».
Генерал тоже прислонился к стене, только к противоположной, вынул портсигар, постучал папироской по крышке. Он видел свое отражение в каком-то зеркале в глубине квартиры и понимал, что Огородников заметил его возвращение, хотя и не поворачивается.
– Не мог уйти, не сообщив вам одну малоприятную штуку, Максим Петрович… коллеги наши… ну, за океаном… внимательно вами занимаются… разрабатывают вас… после крушения диссидентов там решили намывать новый слой оппозиции внутри нашего общества… из писателей и фотографов, работающих на грани лояльности…
– Бре-е-ед, – промычал Огородников, как бы вытаскивая голову из-под бормашины. – Кому я там нужен?
Генерал Планщин наблюдал за ним с отеческой симпатией. Немало он видел на своем веку подозрительных, но этот один из лучших.
– Как-то вы себя принижаете, Максим Петрович. За такого большого художника стоит побороться. Вот скажите, встречался ли вам в ваших странствиях некий такой Клифорд Зусси?
– Встречался, – сказал Огородников, хотя, конечно, никогда не встречал человека с кошачьей
