морду на лапы. Тут Владик тоже проснулся, посмотрел: о, говорит, фрицы! Как фрицы, настоящие?! Мы с ним кое-как оделись, выскочили на перрон и смотрим. И несколько офицеров из нашего и соседних вагонов тоже вылезли в пижамных и спортивных штанах. Один фриц достал губную гармошку и стал тихонько наигрывать. А собака, не поднимая морды с лап, тихонько подвывать. Офицеры развеселились, а солдат встал, поправил карабин на плече и говорит: “Товарищи, близко подходить запрещено, и передавать ничего нельзя. Хотя, б…ь, курить вот так хочется!” И тут же получил от одного из офицеров пачку папирос. Тут три раза прозвенел колокол, проводники закричали: “По вагонам, поезд отправляется!”, и мы забрались обратно. Смотрим в окно, а солдат открыл пачку и раздает фрицам по папиросе. И собака рядом стоит и виляет хвостом.
Как отъехали мы от Котельнича, мама проснулась и пошла умываться, вернулась – чуть не плачет. Какая же, говорит, я дура, забыла дать бабушке с дедушкой телеграмму, что мы благополучно приехали в Москву и закомпостировали плацкарту до Ворошилова. Они там уже с ума сходят от волнения, а у бабушки снова начнутся приливы к голове. Я говорю: “А из поезда нельзя дать телеграмму?” Мама меня сначала обозвала балбесом, а потом задумалась и пошла проводника спрашивать. Проводник говорит: “Письмо можно из поезда отправить, сдать на остановке в почтовый вагон, а телеграмму пока что нет, еще наука такого не придумала. Вы, – говорит, – как в Киров прибудем, сбегайте и сами свою телеграмму отправьте. Прибываем на первую путь, стоим аж тридцать две минуты, потому что паровоз меняем. И в вокзал не ходите, они в телеграфной, пока не холодно, окошко открытое на перрон держат”. Мама очень обрадовалась и тут же на бумажке сочинила телеграмму. Когда приехали в Киров, так все и вышло: выскочили мы на перрон, побежали искать открытое окошко – а чего его искать, над ним даже надпись была: “Прием телеграмм”. Наверное, Москва так всем головы задуривает, что многие забывают про телеграммы, а в Кирове это знают и о них заботятся. Про это я сам догадался и маме сказал, а она чего-то испугалась. Ты, говорит, Владику не рассказывал, что столица нашей Родины Москва всем головы задуривает? Смотри не повторяй эту глупость. Я пообещал, и поехали мы дальше.
Всю дорогу, как отъехали от Кирова, Владикова мама рассказывала моей маме про замечательные фигуры, которые будут продаваться в Кунгуре. Она на Восток и обратно уже несколько раз ездила и все знала, что надо покупать на разных станциях. Я же тем временем учил Владика играть в “морской бой” – он о такой игре даже не слышал, а еще сын моряка. И вот совсем уже было темно, когда проводник прошел по вагону, объявляя: “Станция Кунгур, стоянка двадцать минут!” И как остановились, все быстренько соскочили и побежали к киоску с фигурами. Когда мы подошли, стояла уже внушительная очередь. Мама меня оставила стоять, а сама пошла разглядывать, что за знаменитые фигуры такие. Когда вернулась, я пошел смотреть. Самой главной гипсовой фигурой, которая продавалась в нескольких размерах и расцветках,
