не был философом, хотя был начитанным человеком, так что простим ему наивность постановки вопроса, к тому же не исключаю, что сама по себе эта формулировка – на совести распорядителя конгресса, Аттали[72]. В общем, мое выступление было суперкоротким и разочаровало всех, чем я не перестаю гордиться и по сегодня. Я сказал только одну фразу: «Интеллигенция не должна справляться с кризисами, интеллигенция должна устраивать кризисы».
Кому же интеллигенция должна устраивать эти кризисы? А вот смотрите, какой еще один великий урок можно извлечь из учения Норберто Боббио. Мне смешно, когда в разговорах о послевоенной Италии ссылаются на тогдашнюю «гегемонию левых сил» и причисляют Боббио к защитникам Империи Зла: это при том, что Боббио всю жизнь полемизировал именно с левыми силами, претендовавшими на гегемонию. Это означает, что главным уроком Боббио или, по крайней мере, главным уроком, который извлек лично я из учения Боббио в то время, было: интеллигент действительно обязан быть критиком, а не глашатаем, и он обязан прежде всего критиковать своих. «Свои» не всегда означает «члены той же партии», потому что не всегда интеллигент – член партии. «Свои» – это те, кого интеллигент намерен идейно поддерживать. Именно им он и обязан устраивать, по моей идее, кризисы.
Если нужны цитаты – пожалуйста. Я нашел их немного, зато сочных. Например, Боббио говорил, что сколь угодно солидаризируясь с политическими силами, интеллигенты должны прежде всего критически выявлять любые натяжки и передержки (там же, с. 24), что «не будучи нейтральными, то есть предпочитая какую-то из многих политических сил, вполне можно соблюдать беспристрастность; беспристрастность – это не значит никому не отдавать предпочтения; быть беспристрастным – значит разумно судить, мыслить и признавать правоту то той, то этой стороны. Или не признавать правоту ни одной стороны, если не правы обе. Наконец, признавать правоту обеих, если права и та, и та» (там же, с. 117).
Боббио повторял, что «можно быть беспристрастными, не придерживаясь нейтралитета» (там же, с. 164) и что «превыше обязанности вступать в борьбу для интеллигентного человека важно право не принимать правил борьбы в единожды данном виде, право подвергать эти правила обсуждению, критиковать их, подвергать критике разума», ибо «превыше обязанности участвовать – право узнавать» (там же, с. 5), и, наконец, «было бы крайне важно, если бы интеллигенты защищали автономию культуры внутри собственной партии или собственной политической силы, в сфере тех политических идей, которые они свободно себе избрали и для споспешествования которым они согласны приложить усилия. Усилия людей культуры» (там же, с. 33).
Этих цитат хватило, чтобы составить для меня, тогда еще молодого читателя, квинтэссенцию моих собственных воззрений на проблему участия интеллигенции в политике. Вследствие чего в 1968 году, когда меня, «вольного стрелка», пригласили высказаться на тему политической ангажированности в ходе одного из партийных съездов, я заявил, что первейший долг интеллигента – критиковать
Жак
