в старообрядчество – несколько раз съездил в церковь у Рогожской заставы, очень привлекательным показалось ему это сочетание слов. “Стоя на рогожке, говорю, как с ковра” на некоторое время стало любимым его выражением. Приобрел привычку говорить на -ся: “смеялися”, “удивлялися” – не прижилось, “посюсторонность” оказалась более органичной.
На одной из лекций – Матвей приехал, чтоб доставить его домой, отец плохо себя почувствовал – слушатели спросили, чего бы он хотел пожелать молодежи. Отец задумался: “Жизнь – длинна ли, коротка – одна”, – он любил подобные приступы. Матвей с привычным стыдом ожидал продолжения. Но отец спокойно сказал:
– Не бойтесь. Ничего не бойтесь.
Ну же, подумал Матвей! Сейчас, вот сейчас! – он читал уже все, что можно было найти про то ленинградское дело, – говори! Странно, нелепо, вычурно, при молодежи, при всех – скажи! Но отец ничего не сказал. Только вот – ничего не бойтесь.
Дыра, пустота стала больше, расширилась. Скоро, как у какого-нибудь алкоголика, наркомана, в нее повалится все – остатки любви, сочувствия, умения радоваться. Тогда и решил – уехать, сменить фамилию.
Он отказывался от фамилии, как говорили – княжеской, чуть не царской – запутанная история, берущая корни откуда-то из Византии. Во всяком случае, когда благородное происхождение снова вошло в моду, особенно в Питере, то выяснилось, что отцу его есть чем гордиться. Но фамилию Матвей как раз-таки и менял, чтоб не отождествляться с отцом.
Законным образом сделать ничего невозможно, а зачем это надо? – говорят ему умные люди – группка ребят, знающих ходы и выходы, – достаточно получить заграничный паспорт с другой фамилией. Есть человечек, который поможет, у нас же свобода, важна лишь цена вопроса. – А человечек откуда? – Да все оттуда же.
Они и этим теперь занимаются? – спрашивает Матвей. – Занимаются, занимаются. Вот уж – кому ничто не мелко. А для американцев напишешь – была одна фамилия, теперь другая, американцы наивные. Подумаешь – документы, а что, собственно, такое есть смена фамилии? Или непременно тетя нужна в черной мантии? Давай, старичок, соглашайся, все будет о’кей. Какую фамилию написать?
Матвей теряется и называет первое, что приходит на ум: Иванов.
Через месяц он получает паспорт, человечек не обманул. Они все еще выдают паспорта с советской символикой – на восьмом году после роспуска государства. Не все ли равно? Главное – с другой фамилией. Любые прихоти за деньги заказчика, это Москва.
Скоро Нью-Йорк. Под ними – вода: облака, где-то там – океан, дождь. Красиво, но одинаково и одиноко. Так будет в аду, если он вообще есть.
Болел отец вовсе не так широко, как жил: стал хиреть, отекать, задыхаться. Следовало ожидать наплыва профессоров, светил, столкновения у его постели разнообразных мнений – нет, дядька какой-то, хирург, в несвежем халате, посмотрел выписки – много сопутствующих заболеваний, никто не возьмется его оперировать – и отец почему-то удовлетворился:
