щелкнул, одновременно сработала вспышка.
– Готово.
– Наконец-то! – Молодой человек спрыгнул с подиума, наблюдая, как сестра прячет камеру в холщовую сумку, которую закидывает на плечо. – Пришлешь мне снимок?
– Конечно. Папе и маме тоже отправлю.
Садившееся солнце коснулось голов, волосы вспыхнули одинаковым рыжим пламенем. Они всегда были похожи. Все сразу понимают, в чем дело. «Что значит быть близнецом?» – спрашивают у них с младенческих лет.
Джесс часто отвечает: «Не знаю, что значит не быть близнецом, поэтому не могу дать ответа».
Хотя иногда грустно быть близнецом. Они зашагали по каменистой дорожке к машине Джессики.
– Замечательно, что ты вырвался на пару дней, – вздохнула она. – Но уже уезжаешь…
Слово повисло в тихом вечернем воздухе. В кустах справа что-то зашуршало, почти под ноги выпрыгнул маленький кролик, побежал, перескакивая через кочки, наконец белый хвостик исчез в овраге.
– До норманнского завоевания в Англии не было кроликов, – сообщил Саймон. – Знаешь?
– Это из разряда тех фактов, которые люди выкладывают в неловких паузах за скучным обедом, – хмыкнула Джесс. – Кролики приплыли на кораблях Вильгельма Завоевателя?
– Их завезли, чтобы разводить на мясо. Кроликов ели только богатые. За кражу кролика предусматривалось суровое наказание. – Саймон ухмыльнулся. – Голова битком набита бесполезной информацией.
– Никогда не знаешь, – возразила сестра. – Не угадаешь, когда что пригодится.
– Не пригодится, когда сидишь в душной палатке, гоняешь мух, изо всех сил успокаивая вопящих младенцев.
Вновь настало молчание.
– Не стану говорить, до чего мне не хочется, чтобы ты уезжал, – сказала наконец Джесс. – Знаю, какое ты делаешь важное и нелегкое дело. Я навидалась жутких кошмаров на службе в полиции. Ты, работая с беженцами, видишь картины в сотни раз хуже.
– Конечно, это угнетает, – согласился брат. – Надеюсь, никогда не перестанет. Только на месте некогда переживать. Поминутно что-то происходит, слишком много событий, каждый раз принимаешь решение или импровизируешь. Ничего другого для себя не желаю. Чувствую себя виноватым, выпросив две недели отпуска. Впрочем, получил возможность кое с кем здесь поговорить, объяснить, с чем мы имеем дело.
– Я тебя видела утром по телевизору. Хорошо поработал.
Саймон криво усмехнулся:
– Спасибо. Кажется, больше боюсь телекамер, чем шайки так называемых солдат с мачете, которые выскакивают из зарослей, требуя у нас наркотиков.
Джессика содрогнулась:
– И поэтому, среди многого прочего, я ужасно боюсь за тебя.
– Слушай, – сказал Саймон, – если я буду об этом думать, то не смогу работать. Полагаю, ты тоже. Особенно когда в субботу вечером сидишь в патрульной машине, глядя, как хулиганы бьют стекла и колотят
