расспрашивать ее. Меня учили всему, что должна уметь знатная дама, но уверяли, что потом мне не придется применять мои многочисленные навыки.
Бессмысленность моего обучения ставила меня в тупик. Я молчала, решив превзойти их во всем, что они делали. Решимость помогала мне подавлять гнев.
Следующее ее замечание словно отражало мои мысли:
– Знаешь, почему так должно быть?
– Мне… можно ответить, госпожа Леони? – Я решила, что меня будут бить; даже спина зачесалась.
– Да. Можешь говорить!
– Я должна всему научиться, но мне не придется зарабатывать себе на жизнь ремеслом.
– Маленькая нахалка! – Несмотря на слова, в ее голосе не слышалось злобы. – Время от времени тебя будут просить оценить ту или иную вещь, то или иное блюдо, комнату, человека. Ты должна уметь отличить платье, которое впору правительнице Медных Холмов, от подделки, сработанной наглыми шарлатанами, которые стремятся украсть деньги. Убрано ли в комнате так хорошо, что в ней можно и бога принять, и воздать ему должные почести, или служанки поленились? Почему в супе плавают зеленые листья – для аромата или чтобы отравить знатных гостей?
– Значит, я должна овладеть многими ремеслами, чтобы оценивать работу других?
– Вот именно! – Она улыбнулась; радость за свою ученицу на миг победила стремление подавлять меня. – Если ты сумеешь с первого взгляда отличить обтачной шов от двойного выворотного, то многое сумеешь сказать о человеке, который стоит перед тобой.
– Наверное, я сразу пойму, хороший ли у него портной, или на нем лишь кое-как сработанная копия.
– Ты опять-таки будешь иметь на это право. А теперь выверни рукав и покажи, какой кусок мы сшили не так. Уверяю тебя, там есть ошибка.
В ходе работы в тот один из самых приятных дней, проведенных с госпожой Леони, я сумела украсть немного шелка для своих нужд.
Несколько ночей проворочавшись без сна, я наконец придумала, как пришивать к ткани гранатовые зернышки. Петельки и узелки, которые я нашивала на поплин на «Беге фортуны», здесь не годились. Пришлось вначале проткнуть все украденные и высушенные зернышки иглой. После этого их стало можно закрепить на шелке.
Материя совсем не походила на мой шелк с колокольчиками, который остался дома. Мое одеяние совсем не звенело; только когда я складывала его зернышками внутрь, оно слегка громыхало – шепотом. И все же я радовалась, что с помощью крошечных красных зернышек могу возобновить дважды прерванный отсчет дней моей жизни.
Под балкой на одной стене я заметила небольшое углубление. Там я хранила шелк, зернышки и принадлежности для шитья. Больше у меня на Гранатовом дворе не было ничего своего. Даже мое тело мне не принадлежало. И только шелк с зернышками был моим.
Пока я втайне тосковала по прошлому, наступила зима; камни во дворе и ветки гранатового дерева накрыло холодным белым покрывалом. Ночами я сидела в кровати, прижимая к себе шелк и пробегая пальцами по гранатовым зернышкам. Я скопила их достаточно,
