упускается) и рапортовал об отсутствующих. Майор, широко улыбаясь, поворачивался к курсантам и, вглядываясь в физиономии, тихо произносил: «Здравствуйте, товарищи курсанты!» Набирая воздух, мы делали паузу, и дружно тявкали: «Здравия желаем, товарищ майор!» «Прошу сесть», – вежливо просил Магнитштейн, а сержант переводил эту просьбу на язык устава: «Товарищи курсанты!» Пока дежурный расставлял пособия, развешивал плакаты и схемы, преподаватель расхаживал между столами и, расслабляя наши мозги, бросал мало значащие замечания.
– Петров, сегодня у вас счастливый вид. Получили от нее весточку?
– Так точно, товарищ майор!
– Поздравляю! А у вас, Иванов, что с лицом? Ваша девушка царапается?!
– Это не девушка, товарищ майор, а ее котяра.
– Это не меняет дела – берегите глаза.
– Постараюсь, товарищ майор.
– Ради бога, проснитесь, Паланов!
Уже при упоминании этой фамилии остальные начинали хихикать.
– Я не сплю. – вздрагивал Паланов, выходя из прострации. Он-то и есть основной персонаж нашего опуса.
– Ну и хорошо, – успокаивал Магнитштейн.
– Простите, товарищ майор, – курсант таращил глаза. – Что-нибудь не так? Вы на меня за что-нибудь сердитесь? – Аудитория грохотала со смеху.
– За что мне, Паланов, на вас сердиться. Вы ведь и мухи не обидите. Хотя другие преподаватели на вас, действительно, сердятся: им не нравится ваша учеба.
– Я постараюсь.
Уж постарайтесь, Паланов, будьте добры!
Фамилия Паланов происходила от слова «Паланка», означавшего городок, пригород или слободка, а соответствующее ему прозвище могло звучать, как «слабодской», или «слабодский», одним словом: «провинциал».
« А вы, чем не довольны, Кнопенко»? – спрашивал Магнитштейн.
– Зря вы его защищаете, товарищ майор! – ворчал багровый от возмущения низкорослый Кнопенко. Во взводе он один носил усики и стремился выглядеть «мачо». Послушайте его! Он и говорить-то по-человечески не умеет! Он же – вроде мокрицы, что по стенке ползет! Какой из придурка – офицер?!
– Во-первых, вы еще сами офицером не стали, чтобы об этом судить.
– А во-вторых?
– А во-вторых, командиры нужны разные. Помните, у Льва Толстого, знаменитого артиллериста – капитана Тушина?
– Это из «Войны и мира» что ли?! Проходили кусочками. Там был придурок-Пьер, какие-то балы, масоны, бабы-лунатики, а потом еще князь, которого грохнули. Не-а, Тушина не помню. Он что, тоже был придурком?
Я гляжу, у вас – все придурки, Кнопенко. Писатель хотел подчеркнуть, что именно незаметные Тушины добывают победы, а не те, что на балах бренчат шпорами.
– А при чем здесь эта мокрица-Паланов?!
Имейте в виду, Кнопенко, разбрасываться кличками – последнее дело.
Почему?
Опасное занятие.
–
