с тех пор как отменили цензуру, мы толчем воду в ступе. Бесконечно, муторно, все более цинично. Из-за этого и сходят с ума. От слов и предположений. От любви? Бывает.
Алек обнял меня за шею и поцеловал в волосы, ему хотелось гулять, говорить, общаться. А мне – секса и убежать от мыслей. Я не хочу ни о чем говорить. Упруго и нервно я взяла его за руку и потянула домой.
– Холодно. Пошли.
– У меня уже аллергия на потолки и стены. Может, я тебе лучше куртку дам?
– А я тебе завяжу глаза, и ты забудешь про стены, а ночной воздух заменит запах моего тела.
Почему? Не знаю, но он мне подчинился. Хотя я не властный человек, отнюдь нет. Просто умею сокращать физическое расстояние до близости. А в душу я не лезу, только под душ. То холодный, то горячий, то стоячий, но никогда висячий.
Мы поднялись по статной и масштабной лестнице к подъезду, ровно, синхронно. Стук каблуков перебивал по громкости его шаги, широкие, сильные, тянущие за собой. Его рука, влажная, с ярко выраженными сухожилиями, сжимала мою, с тонкими пальцами – семь лет на скрипке играла.
Уже в дверях мы встретились с Ирой.
– Как вечер? – спросил ее Алек. Потоки звуковых волн накрыли тишину.
– Неплохо, – ответила она, абсолютно не смутившись.
– Ну и чудно.
Горело три лампы из пяти, перила казались темнее, мы – смуглыми, только что прилетевшими с Гоа. Оптический обман. Иногда страшно смыкать веки – вдруг, снова открыв глаза, мы отрешимся от действительности. Мир станет другим, черно-белым, например, мы просто очнемся от странной дремоты – и вот она, реальность. Произойдет стыковка. А потом глобальная несостыковка. И я сойду с ума от правды или от нежности. Но пока – от непреодолимого желания.
Мы вызвали левый лифт одним нажатием, а правый и трогать не стали – он слишком маленький, и потом, мы оба ходили налево. Удивительно, наши «правые» половинки менялись, а мы оставались константами. Они не знали, а нас все устраивало.
Когда двери начали захлопываться, я высунулась в щелку и крикнула:
– Если что, лифт сломался.
Потом сняла с себя кофту и начала завязывать ему глаза. Он прислонился к вертикальной плоскости кабинки и нажал кнопку «Стоп». Мы тонули в холодной стали прикосновений. Я открыла створку «Вперед», поцеловала его: в рот, нижнюю губу, подбородок, шею, все, строго по центру. Он внезапно, не снимая с глаз кофты, поднял меня на руки и прислонил к противоположной стенке так резко, сильно и по-мужски. Ударившись головой, я очнулась. Мне стало лучше во сто крат.
– Так непривычно…
– Что непривычно? – спросила я, приподнимая заслон реальности, обнажая простой и, к сожалению, смертный взор.
– Ты намного легче, чем Жанна.
Я взяла ладонью его подбородок и напрягла каждую связку кисти.
– Никогда не сравнивай нас!
– Я
