Надо отсюда выбираться. Сзади хлопает дверь, меня догоняют, хватают, тащат. Я упираюсь, дерусь, кусаюсь, царапаюсь, их трое. Я ору, мне зажимают рот, затаскивают в парадное, пытаюсь вырваться, страшный удар в лицо, мрак.…
Я куда-то бреду, боли не чувствую, ощущение мерзости, липкой грязи, нет сумки, нет телефона… Мерзнут руки, тяну из кармана перчатки, что-то падает – подбираю из снега паспорт… Холодно, очень холодно. Противная питерская зима, так и не привыкла за три года. Влажный мороз пролезает везде, обволакивает, пронизывает до костей. Часы на столбе – пять утра. Кружится голова, тошнит, ноги как ватные, впереди Нева.
Я иду по совершенно пустому, громадному мосту, где-то там центр, мне надо туда. Ветер в лицо:
– Выдую тебе душу!
Кто не замерзал, меня не поймет. Я в середине моста, страшная заледенелая река внизу, идти не могу, сажусь. Я умираю…
– Эй, лёля! – меня грубо трясут – лёля, жива?!
Вокруг меня люди в черных шинелях. Я не могу ответить. Меня куда-то несут, мне все равно.
Я голая. Меня чем-то трут, что-то надевают на ноги, что-то напяливают. Хватают за затылок, запрокидывают голову и льют что-то в рот, это водка. Сознание начинает возвращаться – я вижу вокруг себя человек пять в тельняшках, вижу тревожные заботливые глаза, я тоже в огромной тельняшке. Водка, влили видимо стакан, производит магическое действие, я счастливо улыбаюсь. И слезы ручьем.
– Ну и хорошо! Вот и молодец! – радуется курносый парень.
Я ела сало, жареную картошку, что-то еще и пила, пила, пила. Спала и пила снова, три дня, пока не пришла в себя. А они говорили вполголоса, они не тревожили меня, не спрашивали, не лезли в постель. Они собрали мне денег и проводили на Московский вокзал.
Поезд набирал ход, а они махали мне вслед. Настоящие мужчины, курсанты Макаровки, еще совсем мальчишки.
Прощай, Питер!
*****
Поезд шел в Москву, стучал колесами, скрежетал на стрелках, натужно гудел, сердился.
Вагон СВ, полумрак, купе на двоих. Но я одна, завернутая в одеяло, сижу у окна, поджав ноги. Я вырвалась из Страшного Города. Уже счастье.
Мне тепло. За окном черная бездна, космос. Лезут мысли:
Я одна в мире, я нищая, какой он – другой Великий Город? Там никто не ждет. Плевать! Думать становится скучно.
Тихо открылась дверь.
– Добрый вечер, милая барышня – голос был приятным.
Вошел мужчина. Бросил похожую на саквояж сумку и уселся напротив. Вот и попутчик. Откуда он взялся? Поезд шел уже часа два.
– А тут совсем не плохой ресторан, – словно отвечая на мой вопрос, проговорил незнакомец. – Целый день не удавалось поесть и вот, первым делом, заглянул туда. И, честно говоря, немного не рассчитал… Не хотите ли выровнять баланс? – и он вытянул из саквояжа бутылку виски.
Не отказалась. Мы потягивали вискарь из горлышка. Пила, в общем-то, я, несла какую-то чушь из полуправды. Он больше молчал. Он был не здесь, он был далеко, в мыслях. Кто он? Спросить не успела, он спал – небрит, пьян. Почему мне интересно? Я засыпаю.
– Вставайте, мадемуазель – он выбрит, мокрые волосы. С парфюмом перебрал, но парфюм хороший, дорогой.
– Зачем вы в Москву?
– А я москвичка.
– Разрешите вам не поверить. Кстати позвольте представиться – Барон Ден фон Ватерпас, в Москве родился, в Питере спился и вдрызг разорился! Вот возвращаюсь на историческую Родину. Но к черту титулы – Денис.
Тоже мне граф в изгнании! Но, что меня зацепило? Что-то в нем есть. Вот блин! Он похож на новую дорогую мебель, которой обставили квартиру, потом зачем то вытащили, всю переломали и поставили обратно. Я смотрю на него, он – на меня. Взгляд с чертовщинкой, с издевкой. А в глазах тоска, пустота…
Мы выходим на вокзальную площадь. Он останавливается, пристально смотрит:
– Мадемуазель, я не дам вам свой телефон. Они у меня часто меняются. Дайте свой.
– А у меня нет, я так же как вы разорена.
– Тогда так, – он вынул бумажник, достал симку. – Вот вам телефон. И вот возьмите, – он опустошил бумажник и протянул толстую пачку. – Осталось после продажи имения.
Вот оно что! Он псих.
– Что вы несете? Какое имение, какой барон Ватерпас?! Что за блажь?! Вы же разорены!
– Я вернулся домой, а вам будет трудно. Прощайте, – он пошел прочь, обернулся. – Хотя меня, как и вас, здесь никто не ждет. Я позвоню.
Это был первый встреченный
