– вдруг, удастся подслушать хоть что-то интересное, касающееся состояния здоровья Кожевникова? К сожалению, время идёт, а я так ничего и не знаю о мужчине, прохаживаясь взад – вперёд по грязному коридору, как тигр в клетке.
Галка уже оборвала мне весь телефон, сетуя на моё долгое отсутствие.
– Ну, ты где?
– Потом расскажу, отстань.
– А если управляющий нагрянет, что мне ему сказать?
– Скажи, зуб разболелся, в клинику поехала, скоро вернусь.
– Ты с ним, с этим красавчиком?
– Ага.
Отключаюсь. Объясню ей всё потом, по возвращению на работу. Боюсь отвлечься на разговор с ней и пропустить что-то очень важное. Ведь моя напарница может заговорить кого угодно, а я не могу этого допустить.
Продолжаю своё движение по коридору, напряжённо вглядываясь в давно немытое окно. Там, на улице, кипит жизнь – по дороге едут машины, многие больные, поборов свои болезни, спешат домой, к родным и близким. А Антон тут, в этих грязно-синих стенах больницы, в реанимации, без сознания.
Тут дверь отделения распахивается, и мне на встречу выходит пожилой мужчина в белом халате с уставшими глазами. Его волосы – полностью седые, отливают серебром в свете ламп дневного света, и я замираю, пытаясь угадать, что он хочет мне сказать.
Он шикает на средний медицинский персонал, и громогласно заявляет:
– Анна Ильинична, вас на посту больные ждут! А у вас, Екатерина Игоревна, ещё на завтра журнал не заполнен! Быстро по своим местам!
– Простите, Анатолий Иванович.
Медсёстры бросаются врассыпную, почтительно опуская глаза в пол, и убегают в разные концы коридора, боясь нагоняя от врача. Бросаюсь к нему, чуть не сбив с ног, и складываю ладони в молитвенной позе, читая данные на бейджике.
– Анатолий Иванович, как там Кожевников?
Моё сердце ухает куда-то в пятки, и я испуганно замираю в неудобной позе, выставив вперёд ухо, стараясь не прослушать ничего из того, что сейчас мне скажет доктор.
– Это вы ведь его привезли?
– Да.
– Напомните, ваше имя – отчество.
Врач морщится, напрягая свою память и поправляя бифокальные очки с толстыми стёклами, криво сидящие на его мясистом носу.
– Евгения Васильевна. Можно просто Женя.
– Ну, что ж, Евгения Васильевна, ваш молодой человек в реанимации, у него серьёзная травма головы. Больше мы пока ничего вам сказать не можем.
Внимательные глаза доктора смотрят на меня с сочувствием и пониманием, и у меня внутри появляется щемящее чувство печали. Вправе ли я интересоваться здоровьем Кожевникова? Ведь я ему практически никто.
– А как рука? Когда он лежал, я видела, что правая рука была неестественно выгнута. Или, мне показалось?
– Вы очень внимательны. Не думали пойти учиться на врача? Вывих правой руки действительно присутствует, но это не критично. Главное, чтобы мозг справился с травмой.
